В центральном аппарате было создано специальное подразделение 
научно-технической разведки. Возглавил его Л. Р. Квасников. Вскоре резидентуры 
внешней разведки в США и Великобритании получили ориентировку Центра, 
нацеливавшую их на поиск любой информации по проекту «Энормоз». Такая же 
ориентировка поступила и в Скандинавские страны, поскольку с началом войны 
резидентура в Берлине прекратила существование. Однако наладить получение 
информации о ведущихся в нацистской Германии работах в области атомной энергии 
с территории нейтральной Швеции не удалось.
 В США нью-йоркский резидент П. Пастельняк в ответ на запрос Центра отправил 24 
ноября 1941 г. телеграмму, в которой говорилось, что в Лондон выехали 
американские профессора Юри, Брагг и Фоулер для работы над взрывчатым веществом 
огромной силы. Других сведений на тот период из резидентур внешней разведки в 
США не поступало.
 Тогда же Центр получил телеграмму, в которой говорилось о попытках группы 
американских ученых создать взрывчатое вещество огромной силы. Разумеется, речь 
шла об урановой бомбе, как первоначально называлось атомное оружие.
 Несмотря на то, что в США с началом войны действовало значительное количество 
оперработников, научно-техническая разведка НКВД обращала первостепенное 
внимание на получение технической документации и образцов, в первую очередь 
вооружения и боевой техники. Задача добывания атомных секретов не выделялась в 
числе приоритетов внешней разведки. Да и кому могло прийти в голову заниматься 
какими-то теоретическими проблемами в тот момент, когда гитлеровские войска 
готовятся к последнему броску на Москву. На повестке дня стояли другие, более 
приоритетные задачи укрепления обороноспособности нашей страны.
 Хотя ориентировка Центра была направлена в США еще в 1941 году, но добиться 
ощутимых результатов по сбору информации в области создания атомного оружия 
резидентуре долго не удавалось. Это объяснялось тем, что американские 
спецслужбы создали вокруг ученых, инженеров, техников и рабочих, 
сосредоточенных в Лос-Аламосе, прочную стену секретности, которую было непросто 
преодолеть.
 В декабре того же года Белый дом принял решение о выделении крупных средств на 
разработку атомного оружия. К этому времени американские ученые Л. Силард, А. 
Эйнштейн, Р. Оппенгеймер и другие накопили множество данных о реальной 
возможности создания принципиально нового оружия. Резидентуры НКВД в США пока 
ничего об этом не знали.
 Летом 1942 г. центр получил из Нью-Йорка шифровку с грифом «срочно» — «особой 
важности». В телеграмме сообщалось о том, что к агенту-групповоду (руководитель 
группы агентов) Луису обратился знакомый ученый-атомщик А. Филдинг из 
Чикагского университета с просьбой вывести его на кого-нибудь из советских 
людей, работающих в Амторге. При этом Филдинг заявил о том, что он хотел бы 
передать русским сверхсекретную информацию о начавшихся в США разработках 
супёроружия и что они должны узнать об этом как можно раньше [137] .
 Одновременно с этим событием важную документальную информацию по проекту 
«Манхэттен» удалось получить молодому, но уже имевшему хороший опыт оперативной 
работы по линии научно-технической разведки А. Феклисову.
 Летом 1942 года к нему на прием в Генеральное консульство пришел инженер-химик 
из закупочной комиссии П. Н. Ласточкин, который поведал о своем знакомстве с 
руководителем инженерной группы «Монти». Эта группа строила химические 
предприятия в США и за рубежом, в том числе опытный завод в Ок-Ридже, (штат 
Теннесси), на котором вырабатывался уран-235.
 От источника Монти была получена подробная информация о секретных работах 
компании «Кэллекс» по строительству в США опытного завода, на котором 
практически была отработана технология урана-235 для атомных зарядов. Кроме 
этого, он сообщил о возведении большого промышленного объекта в Ок-Ридже, на 
котором получали уран-235 методом газовой диффузии [138] .
 Информация по атомной бомбе, полученная резидентурой Л. Р. Квасникова, 
довольно высоко оценивалась И. В. Курчатовым. Он с первых дней признавал, что 
данные разведки «указывают на технические возможности решения всей проблемы в 
значительно более короткие сроки, чем думают наши ученые, не знакомые с ходом 
работ по этой проблеме за границей». Заместитель Курчатова по советскому 
атомному проекту В. В. Гончаров считал, что «вклад разведки неоспорим, многих 
тупиков и ошибок удалось избежать». Такого же высокого мнения придерживался и 
академик А. Ф. Иоффе: «…получаемая нами информация всегда оказывалась точной и 
большей частью всегда полной, наличие такой информации на много месяцев 
сокращает объем нашей работы и облегчает выбор направлений, освобождает от 
длительных поисков. Я не встречал пока ни одного ложного указания…».
 Лондонская резидентура оказалась более «проворной» и результативной на первом 
этапе «охоты за атомными секретами». Например, уже в августе 1941 года из 
Великобритании пришел первый ответ на запрос Квасникова. Это было содержание 
представленного У. Черчиллю секретного Доклада Уранового комитета, а также 
информация о том, что идея создания сверхмощного оружия приобрела вполне 
реальные очертания. На совещании британского комитета начальников штабов 
приняты рекомендации о немедленном начале работ и изготовлении первой атомной 
бомбы через два-три года. Британские физики определили уже критическую массу 
урана-235, а также сферическую форму заряда, разделенного на две половины, и 
установили, что скорость их соударения должна быть не ниже 2—2,5 тыс. метров в 
секунду.
 В конце 1941 года из Лондона поступила информация о том, что США и 
Великобритания решили координировать усилия своих ученых в области атомной 
энергии. Позднее, 20 июня 1942 года, во время переговоров в Вашингтоне Черчилль