|
-- Батько, Батько, сюда!
То кричал Исидор Лютый. Он был с двумя друзьями, Марченко и Петренко.
Я к ним подбежал. Они усадили меня на винтовки и бегом унесли через
горку к обозам.
Только здесь моя подруга, о которой сестра говорила, что она осталась
в деревне с подводой, и вообще командиры и повстанцы, осматривая
меня, лежавшего на тачанке, нашли, что я ранен в руку. Верхняя моя
одежда и шапка были прострелены в нескольких местах. Я же этого
не чувствовал и не замечал...
Но я скоро пришел в себя и видел всех командиров, оставшихся в
живых, вокруг меня. Семена же Каретника я среди них не видел, и
это меня очень встревожило. Каретник -- один из друзей, в котором
я с первых дней восстания заметил твердость революционного борца,
и это меня с ним особенно сроднило. Я наделал шуму: "Где Каретник?.."
Оказывается, он, не перевязавши свою рану, как только добежал до
остатков отряда, схватил пулеметчиков с пулеметами и помчался под
горку навстречу победоносным врагам.
Я распорядился, чтобы он снялся с позиции. Когда он прибыл, отряд
наш, оставив врага под Старой Темировкой, вытянулся через Малую
Темировку на село Санжаровку, не меняя маршрута на Гуляйполе.
Я несколько раз отъезжал в сторону от отряда и со стороны смотрел
на него, на то, как поредели его ряды. И больно было на сердце,
и тяжело отзывалось это на моей усталости. Но я не терял веры в
то, что силы наши оправятся и пополнятся новыми и что конечная победа
над палачами все-таки будет на стороне нас, трудящихся, в самые
ближайшие недели, и убеждал в этом своих друзей-повстанцев и чувствовал,
что они бодрствовали и старались делать все для того, чтобы все
это сбылось.
В Санжаровке мы встретились со свадьбой, о пропуске которой через
Старую Темировку помещик Цапко ночью приходил хлопотать. От ряда
лиц из этой веселой свадьбы мы узнали, что отряд мадьярских стрелков
подночевывал в имении Цапко. Вопрос стал ясным. Цапко приходил в
Старую Темировку под предлогом просить пропуск для проезда жениха
и невесты со всем свадебным поездом в разведку.
Было сделано распоряжение повстанцам конфисковать все тачанки с
лошадьми этой кулацко-помещичьей свадьбы. Повстанцы выполнили распоряжение
и любезно предложили этой веселой кулацко-помещичьей толпе проводить
жениха и невесту домой пешком, так как их тачанки и хорошие
лошади нужны были повстанческой армии для посадки на них
пулеметов и пулеметчиков.
Отсюда отряд направился в объезд вокруг Гуляйполя с целью очистить
окружность его от снова съехавшихся в свои богатые и роскошные усадьбы
помещиков и крупных кулаков. Чтобы охранять их, немецко-австрийское
командование снова насадило в этих усадьбах свои, теперь уже
сводные, конно-пехотные отряды, преступно и глупо надеясь при их
помощи приучить крестьянство уважать право помещицко-кулацкой
собственности на землю и на паразитические привилегии.
До появления нашего повстанческого отряда под Гуляйполем немецко-австрийские
отряды в этих усадьбах и простилавшихся возле них деревушках и
даже в самом Гуляйполе с помощью гетманской варты торжествовали,
ибо ни один из наших многочисленных мелких отрядов не в силах
был справиться с ними. Они всегда при столкновении брали верх
над отрядами и этим несколько запугивали население района.
Это-то и заставило штаб повстанчества распорядиться, чтобы район
Гуляйполя в первую очередь был раз и навсегда очищен от помещиков
и их охраны с расчетом, чтобы они никогда уже не могли возвращаться
в эти свои гнезда.
Делая этот объезд вокруг Гуляйполя, наш отряд принужден был под
каждым имением задерживаться по нескольку часов, выдерживая контратаки
помещиков и кулаков с помощью немецко-австрийских солдат. При этом
нам, конечно, пришлось нести большие жертвы. Тем не менее мы не
могли отступать. И мы в конце концов всюду врагов окружали и уничтожали.
Эти наши бои вокруг Гуляйполя, повторные и упорные бои повстанцев
с врагами революции, с врагами права трудящихся на землю и вольный
труд, на свободу и независимость, с помещиками, кулаками и грубой
силой немецко-австрийских штыков на сей раз привлекли к себе внимание
очень широкой трудовой крестьянской массы.
|
|