и о такой запутанной мысли об анархистах, какую Ленин сейчас мне         
       выражал, спорить не умею.

 -- Но скажу, что ваше, товарищ Ленин, утверждение, будто анархисты             
   не понимают "настоящего", реально не имеют с ним связи                и т. п.
, в корне ошибочно. Анархисты-коммунисты на Украине (или,                как вы,
 коммунисты-большевики, стараясь избегать слова Украина,                
называете ее Югом России) дали уже слишком много доказательств тому,            
    что они целиком связаны с "настоящим". Вся борьба революционной             
   украинской деревни с Украинской Центральной радой велась под идейным         
       руководительством анархистов-коммунистов и отчасти русских эсеров        
        (которые, правда, имели совсем другие цели в своей борьбе с радой,      
          чем мы, анархисты-коммунисты). Ваших большевиков по деревням совсем   
             почти нет, а если есть, то их влияние там совсем ничтожно. Ведь    
            почти все сельскохозяйственные коммуны и артели на Украине были     
           созданы по инициативе анархистов-коммунистов. А вооруженная борьба   
             трудового населения Украины с вооруженной контрреволюцией вообще   
             и с контрреволюцией в лице экспедиционных 
немецко-австро-венгерских                армий была начата, исключительно под 
идейным и организационным руководством                анархистов-коммунистов. 
Правда, не в ваших партийных интересах признать                все это за нами, 
но это факты, которые вы не можете опровергнуть.                Вам, я думаю, 
хорошо известны по численности и боеспособности все                
революционные отряды на Украине. Ибо неспроста же вы мне подчеркивали           
     революционное мужество, с которым они так геройски защищали наши           
     общие революционные достижения... Из них добрая половина находилась        
        под анархическими знаменами. Ведь командиры отрядов Мокроусов, М.       
         Никифорова, Чередняк, Гарин, Черняк, Лунев и многие другие, имена      
          которых, чтобы перечесть, потребуют много времени,-- они все 
анархисты-коммунисты.                Здесь я не говорю еще о себе лично, о 
группе, к которой я принадлежу,                и обо всех тех отрядах и вольных 
батальонах защиты революции, которые                были нами созданы и которые 
не могли быть неизвестными вашему высшему                красногвардейскому 
командованию... Все это достаточно убедительно                говорит о том, 
как ошибочно ваше, товарищ Ленин, утверждение, что                мы, 
анархисты-коммунисты, беспомощны, жалки в "настоящем",                хотя 
любим много думать о "будущем". Выше мною сказанное                не подлежит 
сомнению, оно верно, и оно говорит обратное вашим заключениям                о 
нас. Оно говорит всем, в том числе и вам, что мы, анархисты-коммунисты,         
       всем своим существом погрузились в "настоящее", работаем                
в нем и именно в нем ищем приближения нас к будущему, о котором,                
да, мы думаем, и думаем серьезно...

 В это время я взглянул на председателя ВЦИКа Свердлова. Он покраснел,          
      но улыбался мне.

 Ленин же разводил руками и говорил:

 -- Возможно, что я ошибаюсь...

 -- Да, да, вы, товарищ Ленин, в данном случае жестоко осудили нас,             
   анархистов-коммунистов, только потому, я думаю, что вы плохо информированы   
             об украинской действительности и о нашей роли в ней, --заметил я   
             ему.

 -- Может быть. Я этого не отрицаю. Ошибаться свойственно каждому               
 человеку, в особенности в такой обстановке, в какой мы находимся               
 в настоящий момент, -- твердил, разводя руками, Ленин.

 И тут же, видя, что я немного разнервничался, старался по-отцовски             
   успокаивать меня, с утонченным мастерством переводя разговор на              
  другую тему.

 Но скверный, если можно так выразиться, характер мой при всем моем             
   уважении к Ленину, которое я питал к нему при данном разговоре,              
  не позволил мне интересоваться дальнейшим разговором с ним. Я чувствовал      
          себя как бы обиженным. И вопреки сознанию, что передо мною сидит      
          человек, с которым следовало бы о многом и многом поговорить, у       
         которого многому можно научиться, настроение мое изменилось. Я не      
          мог уже быть таким развязным в своих ему ответах, ибо почувствовал,   
             что во мне что-то оборвалось, мне стало тяжело.

 Нельзя сказать, чтобы этих быстрых перемен в моем настроении Ленин             
   не заметил. Он их заметил и старался подорвать перемену во мне разговорами   
             на совершенно отвлеченные темы. И заметив, что я начал постепенно  
              выправлять свое настроение (я его чувствовал) и таять перед его   
             красноречием, он вдруг совершенно неожиданно для меня повторно 
спросил                меня:

 -- Итак, вы хотите перебраться нелегально на свою Украину? Я ответил: