с докладчиком. Мы хорошо знали, что чехословацкие воинские части                
в этой области в то время не предпринимали вооруженных действий                
против большевистско-левоэсеровского блока. Поэтому для нас неопровержимо       
         ясно было, что докладчику и его товарищам после разгрома большевиками  
              анархических групп в Москве и других городах выгодно было 
приспособляться                к тону "Саратовского Смольного". Докладчик, как 
и "Саратовский                Смольный", не хотел, чтобы съехавшиеся из Украины 
анархисты                занялись делом анархического движения в Саратове. 
Чувствуя неопровержимую                правильность этого объяснения, ряд 
товарищей обрушились на докладчика                с резкими нападками, и на 
этом саратовская конференция закончилась.                Многие товарищи в тот 
же день разъехались по другим областям России.

 Здесь, в Саратове, я впервые встретился с анархисткой Аней Левиной.            
    Помню, товарищи сказали мне, что она -- бывшая каторжанка. Последствия      
          режимов царской каторги дают себя чувствовать. Она лежит в больнице.  
              Я не замедлил посетить ее. В группе товарищей, отступившей из 
Украины,                оказался товарищ Ани Левиной -- Рива (член 
мариупольской группы                анархо-коммунистов). С нею я и пошел в 
больницу навестить товарища.

 Аня приняла нас и долго мило беседовала с нами о прошлом и о настоящем.        
        Помню, как сегодня, я спросил ее о состоянии здоровья, а она в ответ    
            просила рассказать ей, что делается нашими анархическими группами   
             и организациями. Это меня радовало. Я сознавал, что жить и болеть  
              тем, что делается всюду в стране нашими группами и организациями, 
               может только испытанный и искренний товарищ. Именно таким она 
мне                казалась, и я от всей души желал ей как можно скорее 
окрепнуть и                выписаться из больницы.

 -- Наше движение, -- говорил я ей, -- могучее, но дезорганизовано;             
   его нужно организовать и вооружить новыми средствами, свежими и              
  здоровыми волею силами.

 Попрощавшись с Аней, мы оставили ее в больнице. И больно было на               
 сердце, что в такое время и таким именно товарищам приходится валяться         
       по больницам, залечивать раны -- последствия прошлого строя.

 Товарищи мои по гуляйпольской группе анархо-коммунистов -- Павел               
 Сокрута, В. Антонов, Петровский -- выехали тоже в направлении Украины.

 Я же, державший направление на Москву, остался с рядом товарищей               
 пока что в Саратове. Из мариупольской группы со мной остались Любимов          
      (матрос) и Рива; из юзовских товарищей -- Васильев; из екатеринославских  
              -- Гарин. Фамилии и места проживания многих других оставшихся со  
              мною товарищей я забыл.

 Тем временем мои друзья завязали связи с организацией моряков-матросов         
       кронштадтцев и черноморцев. Эта организация была в то время в Саратове   
             единственной силой, которая могла помешать развитию самодурства    
            краевой саратовской власти. Она и готовилась к выступлению против   
             чеки и за раскрепощение свободы слова. Мне лично эта организация   
             матросов казалась контрреволюционной. Я об этом говорил своим 
товарищам.                Но в ее требованиях, во имя которых она готовилась к 
вооруженному                выступлению против чеки, было так много 
справедливого, что кричать                против нее открыто я стыдился. Чека 
была явно контрреволюционной                силой по сравнению с этой 
организацией.

 В это же время прибыл в город Саратов отряд одесских террористов.              
  Он насчитывал до двухсот пятидесяти человек. Все были вооружены               
 с ног до головы. Все те бойцы из этого отряда, с которыми я виделся            
    в городе (отряд со своим эшелоном остановился в городке-поселке             
   при городе Саратове), заявляли себя "одесскими анархистами-террористами".    
            Этот отряд, как и многие другие, отступил из Украины, не 
остановился                на фронте и не дал разоружить себя под Царицыном. Он 
пробирался                теперь через Центральную Россию на противонемецкий и 
гетманский                фронт, на Украину и считал наиболее удобным переход 
границы в курском                направлении.

 Когда этот отряд прибыл в Саратов, он остановился в городке. Но                
отдельные бойцы его начали шататься по городу, в Саратове. Бдительная           
     краевая "советская" власть, которая в это время уже нащупала               
 организацию матросов Балтики и Черноморья, обратила свое внимание              
  и на этот отряд террористов... Помню, некоторые матросы говорили:             
   "Наша организация почти раскрыта. Вследствие этого многие из                
нас на время покидают Саратов..." Террористы же из одесского                
отряда заявляли: "А мы не боимся власти. Если она нас затронет,                
мы ее разгоним из Саратова..."