м,  в 1905 г.  председатель  Петербургского совета, в 1917 -- 1927
гг.  член  Коммунистической партии,  в  1917 г. председатель  Петроградского
совета и один из  лидеров Октябрьского вооруженного восстания,  затем нарком
иностранных дел РСФСР,  в 1918 -- 1925 гг. нарком по военным и морским делам
и председатель Реввоенсовета Республики, с  1920 г.  нарком путей сообщения,
член  ЦК  партии  в  1917--1927  гг., член  Политбюро  ЦК  в октябре 1917  и
1919--1926гг., член Президиума ВСНХ  в 1925  -- 1926  гг., член  ВЦИК  и ЦИК
СССР. Один из организаторов оппозиции.  В 1929 г. выслан за границу,  в 1932
г. лишен  советского гражданства. В  1938 г. создал IV  Интернационал.  Убит
агентом НКВД в Мексике.


XV СЪЕЗД ПАРТИИ

     На XV партсъезде  развернулась  очень  острая  борьба  с  зиновьевцами.
Ленинградская делегация выступила с письмом в президиум съезда и потребовала
на основе Устава ВКП(б), чтобы от этой  делегации выступил содокладчик.  Они
выдвинули Зиновьева и хотели, чтобы он сделал содоклад к докладу Сталина.  Я
сейчас  точно  не могу вспомнить,  но, по-моему, на XIV съезде партии доклад
делал еще Зиновьев, а Сталин выступал с содокладом  по  оргвопросу. А на  XV
съезде Сталин уже делал доклад. Это было
     для  нас,  делегатов  съезда, вполне понятным, выявились  разные  точки
зрения, разная  политика, в ЦК  партии наметились большинство и меньшинство.
Поэтому должен  делать доклад  не Зиновьев,  как  было раньше,  после смерти
Ленина,  а  Сталин. Помню, когда  мы приехали на съезд,  уже, как говорится,
воробьи обо всем чирикали,  и довольно громко был слышен в народе глас, даже
и для обывателей, что в партии наметился глубокий раскол.
     Мы и  во время XV съезда тоже разместились  в Каретном ряду, в  Третьем
Доме  Советов. Нам сказали, что к нам  приедет Яковлев1 и проинформирует нас
по вопросам, которые наметились в партии  и которые будут подняты и обнажены
на  съезде.  Пришел Яков Аркадьевич Яковлев. Он  тогда работал в РКИ.  Серго
тогда, по-моему,  был председателем РКИ, а он -- одним из его  заместителей.
Это  было  собрание,  на  которое  мы  никого  не  допускали,  кроме  членов
украинской делегации. Возглавлял тогда украинскую делегацию Каганович, в  ее
руководство входили Петровский, Чубарь,  Шлихтер и Скрыпник,  основные члены
Политбюро  ЦК   КП(б)У.  Яковлев  рассказал,  по   каким   вопросам  имеются
разногласия с зиновьевцами и что  проблема стоит очень остро. Таким образом,
нас уже как  бы  подготовили. В этом смысле то было фракционное собрание, но
оно велось с согласия Сталина  и, я думаю, по его поручению. Мне неизвестно,
кто знал об этом из других членов Политбюро ЦК ВКП(б).
     Когда  открылся  съезд и  только  что создали  его руководящие  органы,
зиновьевцы   сейчас  же   выставили  своего  содокладчика   по   докладу  от
Центрального  Комитета.  Так  было  принято.  Потом  Сталин  сделал  доклад.
Зиновьев выступил с содокладом. Мы опять занимали места в  центре, справа от
нас находилась  Ленинградская делегация, а слева -- Московская. С Московской
делегацией  мы  по  всем   вопросам   контактировали  и   ополчились  против
ленинградской оппозиции,  как тогда ее  называли.  Вот  тогда мне и пришлось
встретиться не как с другом,  а  как  с  врагом  с  моим хорошим  товарищем,
которого я очень уважал.
     Когда я пришел из армии в 1922 г., редактором газеты "Диктатура труда"2
в  Юзовке был Абрамсон. Я не помню его имени. Тогда он работал  в Ленинграде
секретарем  одного из райкомов партии. Очень хороший коммунист. И вот теперь
он  --  зиновьевец,  как и  все ленинградцы. Из известных  в партии  людей к
зиновьевцам примыкал, в частности, Бадаев3. Он работал тогда в Ленинграде, и
зиновьевцы  выставляли  его как щит.  Для  увеличения  веса  своей делегации
зиновьевцы привлекли  и Николаеву4. Она  тоже была  хорошим, активным членом
партии, очень
     страстно выступала, будучи хорошим оратором. Дискуссия эта продолжалась
затем  по группам  и индивидуально,  при личных  схватках во время перерывов
между заседаниями съезда, в  Георгиевском зале и в коридорах.  Одним словом,
везде, где встречались двое, уже шла дискуссия, если эти люди принадлежали к
разным лагерям.
     Сталин, Бухарин  и  Рыков5 выступали  за  линию  ЦК,  то  есть за линию
Сталина. Это грубовато, но  так говорили  -- вот линия  ЦК, а там  --  линия
оппозиции. Не помню, от какой организации приехала  одна делегация,  которая
передала в  президиум  съезда  стальную метлу6.  Председательствовал  Рыков.
Рыков взял эту метлу и сказал: "Я передаю эту метлу товарищу  Сталину, пусть
он   выметает  ею  наших   врагов".  Это  было  воспринято  тогда   дружными
аплодисментами, смехом, да и сам Рыков при этом улыбался. Уже позднее, когда
Рыков сам стал жертвой этой метлы, я вспомнил эти слова и как они были тогда
сказаны.  Тогда, видимо, Рыков доверял Сталину и считал,  что  эта метла  не
будет  направлена  во  вред  партии,   а   будет  направлена  только  против
антипартийных  отщепенцев,  оппозиции,  которая  сворачивала  с  генеральной
линии.
     А тогда у нас не было сомнений, что Сталин и те, кто был вокруг  него и
поддерживал Сталина, правы. Я и сейчас считаю, что тогда наша идейная борьба
была  в основе  правильной.  При другом характере  Сталина  эти разногласия,
которые  были доведены до  такого  накала,  может  быть,  не  стали бы столь
трагическими  и роковыми. Но это я сейчас так  говорю, а тогда этих вопросов
не  возникало;  тогда, как  говорится, рассуждали  по-дровосецки: лес рубят,
щепки лет