Киевского  обкома КП(б)У  был Евтушенко3. Сталин к нему относился
хорошо. Евтушенко я знал слабо, только по встречам  в Кремле, но считал, что
Евтушенко вполне  на своем месте.  Он нравился мне.  Вдруг из Москвы звонок:
"Евтушенко арестовали". Я и сейчас  не могу сказать, какие, собственно, были
причины для его ареста. Тогда объяснения  были стандартными  -- враг народа;
через некоторое  время человек уже сознавался, а еще  через  какое-то  время
собственноручно  давал  показания,  которые  рассылались,  кому  следует,  и
создавалось впечатление обоснованности ареста.
     Сталин вызвал меня в Москву и предложил,  чтобы я принял на себя посты,
помимо  секретаря  ЦК  КП(б)У,  еще  и  секретарей областного  и  городского
комитетов партии. Это просто немыслимо. Но  Сталин  сказал: "Подберите  себе
людей  в  помощь".  Я согласился,  хотя,  собственно,  моего  согласия и  не
требовалось.  Имелось предложение ЦК, и я  должен был  выполнить его. Вторым
секретарем  горкома  партии   избрали   Сердюка,   а  секретарем  областного
партийного  комитета  --  Шевченко4. Шевченко был  крестьянским  парнем,  он
удовлетворял  требованиям,  которые тогда предъявлялись такому секретарю. Мы
начали работать. Наркомом внутренних  дел Украины был Успенский5. Успенского
я  узнал,  работая  секретарем   Московского  комитета  партии.  Он  являлся
уполномоченным Наркомата внутренних  дел по Московской области,  и я часто с
ним общался. Он  докладывал  мне о положении дел и производил  на меня тогда
хорошее впечатление. Потом он был назначен комендантом  Кремля, откуда его и
послали наркомом внутренних дел Украины.  Я полагал,  что он будет правильно
информировать меня и помогать мне.
     Успенский развил  кипучую деятельность.  Как  выяснилось  после  смерти
Сталина, он буквально  завалил ЦК  докладными записками  о "врагах  народа".
Аресты продолжались. Помню, Успенский  поставил вопрос об аресте Рыльского6.
Я возразил: "Что  вы? Рыльский - видный поэт. Его обвиняют в национализме, а
какой он националист? Он просто украинец и отражает  национальные украинские
настроения.  Нельзя  каждого украинца, который  говорит на украинском языке,
считать  националистом.   Вы  же   на  Украине!".   Но  Успенский   проявлял
настойчивость. Я убеждал его:
     "Поймите,  Рыльский  написал  стихотворение  о  Сталине,  которое стало
словами песни. Эту песню поет вся Украина. А Вы хотите его арестовать? Этого
никто не поймет".
     Лично Рыльского я тогда не знал. Знал его как украинского поэта (нельзя
его  было  не знать), да и только. Это  был человек  с  характером,  который
защищал  национальные интересы  Украины,  язык  украинского народа,  активно
выступал,  смело  высказывался  по  различным  вопросам.  Это и  дало  повод
обвинить его в национализме и возвести в ранг "врага народа".
     Спустя    какое-то    время   приходят    ко   мне    Паторжинский    и
Литвиненко-Вольгемут7.  Паторжинского  я знал,  да  и  у  Сталина  он был на
хорошем счету как певец и как человек. Они  рассказали, что в  тюрьме  сидит
композитор, который написал музыку на стихи Рыльского о Сталине. Вся Украина
поет эту песню, а он сидит  в  тюрьме как националист. Я приказал Успенскому
доложить мне, на каком основании арестован композитор. Он  принес документы.
Посмотрел я их  и увидел,  что  оснований  содержать его в тюрьме нет. Я ему
сказал, что он поторопился с арестом. Считаю, что  его нужно освободить.  Не
помню, освободили  его по моему указанию или же я докладывал  Сталину. Одним
словом,  его  освободили  из  тюрьмы,  и  он  продолжал  свою  деятельность.
Впоследствии он был председателем Союза композиторов Украины8. К каждому дню
1  Мая и  к Октябрьским торжествам  получал я потом от  его  жены  и  дочери
поздравления. Я понимал это как благодарность за освобождение его  из тюрьмы
и от  петли, потому  что  кончилось  бы именно  этим.  Вот какая  была тогда
обстановка.
     Людей  тогда  на  Украине  просто  "тянули"  во  "враги".  Заместителем
Председателя Совета  Народных  Комиссаров на Украине был  прекрасный человек
Тягнибеда9. Я знал его, еще  когда он работал штейгером в Донбассе  и учился
на курсах  инженеров при горном техникуме  в  Юзовке. Потом, когда я работал
секретарем  Петрово-Марьинского райкома партии,  он какое-то  время трудился
одновременно  со  мной управляющим Карповскими рудниками (теперь  Петровские
шахты)  в  Вознесенске-Донецком.  Одним  словом,  это  был  прямой,  хороший
человек,  который  даже воевал в рядах Красной Армии. Это  большая редкость,
что  техник-штейгер был заодно с  большевиками и  участвовал  в  Гражданской
войне  на  стороне  красных.  Вдруг потребовали  его  ареста  и  представили
"обоснование".
     Когда  арестовали  первого зама. Совет Народных Комиссаров Украины стал
"чистым": не  было  председателя  Совнаркома,  не  было  и  заместителей.  Я
поставил вопрос перед Сталиным, что надо найти человека на пост председателя
Совнаркома. Еще раньше Сталин сам сказал мне, что в Днепропетровске тоже нет
секретаря  обкома  партии.  Днепропетровская  область  тогда  была огромной.
Занимала  она  чуть  ли  не  треть  Украины.  В  нее   входили   современные
Днепропетровская,  Запорожская  и  даже  часть Николаевской области. Сталин,
видимо, беспокоился о состоянии дел  в  Днепропетровске,  боялся,  чтобы  не
пошатнулась металлургия. Раньше секретарем обкома партии был там Хатаевич10,
но он был арестован еще до моего приезда.  Сталин  предложил:  "Может  быть,
туда  послать  Коротченко?".  Коротченко  был  тогда  секретарем Смоленского
обкома партии. Я, конечно, сразу согласился: "Давайте Коротченко!".
     Мы  сформировали там обком  и  горком партии. Я разъезжал  по  заводам,
беседовал  с  активом,  знакомился  с  людьми,  изучал обстановку. Поехал  в
Запорожье, в  Днепродзержинск.  В Днепродзержинске  познакомился  с  группой
партийных