и. Захотел  он, как это раньше случалось, заночевать у Сталина. Не
тут-то  было.  Сталин ему говорит: "У вас  есть своя квартира".  И буквально
выпроводил его. Об этом мне  рассказал Маленков.  Но  Маленков рассказывал в
другом свете, считая, что Сталин прав. А мне было жалко человека. Ведь споил
его  Сталин.  Ну пусть бы  поспал человек. А  он его  выпроводил. В общем-то
Жданов не завоевал положения очень  крупного  государственного деятеля.  Так
полагали все люди, которые его близко знали.
     Через некоторое  время после смерти Кирова нас потрясло очередное новое
событие: раскрытие  заговора, суд и казнь Тухачевского  с  группой военных7.
Маршал Егоров8 (его  самого потом судили)  был тогда в составе суда.  Думаю,
что  из состава суда сейчас остался в живых только  маршал Буденный9.  Арест
Тухачевского я очень переживал. Но  лучше всех из осужденных я знал Якира10.
В  Гражданскую  войну мы  не  встречались,  однако я часто  имел с  ним дело
позднее, когда он стал помощником командующего войсками Украины и  Крыма.  А
когда я работал в 1928 г. в  Киеве, там состоялись большие военные  маневры.
Это были грандиозные маневры: действия войск, затем приемы, беседы, доклады.
Всем руководил Ворошилов. Был там и Якир.
     О  Ворошилове  тогда  военные были  очень  невысокого  мнения. Они  его
формально принимали, но все считали себя выше него. Так оно, видимо, и было.
Вот и в 1928 г.  там была  только парадность.  Ворошилов, когда он уже потом
узнал, что я в то время в  Киеве работал заворгом, то  рассказывал,  как его
там   цветами  забросали.   Это,  конечно,   имеет  большое   значение   для
обороноспособности страны, но все же не главное.
     Перед  своим арестом Якир был у меня  на даче.  Я жил  в  Огарево,  под
Москвой,  в  бывшей  усадьбе московского генерал-губернатора,  царского дяди
великого   князя  Сергея.   Там  жили  тогда  секретари   горкома  партии  и
председатель  облисполкома.  Мы  скромно занимали  там  (Каганович все  меня
выгонял в основное здание) свитский дом, где жила прежде княжеская  прислуга
и размещалась церковь. Я занимал часть второго этажа, а внизу жил  Булганин.
Во  второй  половине наверху жил  секретарь горкома Кульков11,  а  внизу  --
председатель  облисполкома Филатов12.  В доме для  дворни отдыхали секретари
райкомов, там было  что-то  типа  однодневного  дома отдыха.  Там  жил среди
других и  Семен Захарович  Корытный13. Корытный работал секретарем одного из
московских райкомов.  Он  был у  меня  заворгом, когда  я был  секретарем на
Красной  Пресне, потом он стал секретарем райкома  на Красной Пресне,  затем
секретарем Ленинского райкома партии.
     Корытный  --  еврей, дельный  человек, хороший  организатор  и  хороший
оратор.  Он  был женат  на сестре  Якира.  Сестра  тоже  хороший,  партийный
человек.  Она  прошла  с  Якиром  весь  путь  в Гражданскую войну, была  там
политработником. Якир приехал в Огареве к сестре, и мы с ним долго ходили по
парку,  беседовали.  Он  был  приятный  человек...  Потом его арестовали.  Я
волновался. Во-первых,  мне  было  его жалко. Во-вторых, тут  могли  и  меня
потянуть:  мол,  всего  за  несколько часов  до  ареста  Якир был у Хрущева,
заходил к нему ночью, и они ходили и все о чем-то говорили.
     С  Тухачевским я не был  близко знаком, но  относился к  нему  всегда с
уважением. Как-то  незадолго до ареста (я не знаю, почему) он позвонил мне и
говорит:  "Товарищ  Хрущев,  разрешите мне прислать к  вам  скульптора?".  Я
спрашиваю:  "Зачем?". А он очень увлекался ваянием и вообще любил искусство.
"Да ведь  все равно какой-нибудь скульптор  с вас  будет  делать  портрет  и
черт-те  что  сделает, а  я  пришлю  вам  хорошего". --  "Я вас очень прошу,
товарищ Тухачевский, чтобы вы мне больше об этом не  говорили". На этом дело
и кончилось. Потом, когда  сообщили о судебном процессе, я думал:  "Черт его
знает, почему  он мне это предложил? Не вербовал ли он меня?". И ругал себя:
"Как хорошо я к нему относился! Какое же я г., ничего не видел, а вот Сталин
увидел".
     После  этого  стала  разматываться  вся  эта  штука.  Сначала  потянули
военных, а когда начали  таскать  секретарей и членов ЦК, тогда просто жутко
стало: что же такое получается, как же это так проросли все эти чужие корни?
Они опутали весь организм партии, всю страну. Это что-то такое ракообразное,
страшное.
     А  вот Сталин знал этих людей, он арестовывал и наркомов... Арестовали,
в частности,  Антипова14,  наркомпочтеля;  старый революционер, петербуржец,
известный человек. С этим арестом у меня связаны особые воспоминания. Сталин
тут пошутил надо мной, а шутка такая была, что поседеть можно. Мне позвонили
от Сталина и сказали, чтобы я немедленно ехал в Кремль, там гуляет Сам, и он
вызывает вас. Приехал я в Кремль и вижу: гуляет Сталин с  Молотовым. Тогда в
Кремле только  что  парк  сделали, дорожки проложили. Подошел  к Сталину. Он
смотрит на меня и говорит: "На вас дает показания Антипов".
     Я тогда  еще не знал,  что  Антипов  уже  арестован, и сказал,  что  ни
Антипов, ни кто-либо другой не могут на меня дать  никаких показаний, потому
что нечего  давать.  Сталин тут же перешел к другому вопросу, по которому он
меня  и  вызывал...  Таким образом,  это  была  психологическая  провокация.
Видимо, Сталин  придавал  ей  определенное  значение.  Для  чего же  он  так
спрашивал?  Вероятно, следил,  как  поведет  себя человек,  и этим  способом
определял, является тот преступником или нет.  Знаете,  даже честный человек
может быть сбит с толку, как-то дрогнуть, когда отвечает вождю партии, и тем
самым создать впечатление у того, кто добивается, будто он тоже замешан. Это
-- нечестная, неправильная и недопустимая форма узнавания правды,  ну просто
нетерпимая. Тем более среди членов Коммунистической партии.
     Такая  тогда сложилась  обстановка.  Людей буквально хватали  и  тащили
резать.  Люди  тонули  бес