Риббентропом, которые предшествовали церемонии подписания пакта, Муссолини 
заявил, что он устал от роли сторожа независимости Австрии: итальянский 
диктатор собирался пожертвовать статус-кво ради новой дружбы. Похоже, что он не 
догадывался о потере своей последней карты в результате этого. «Мы не можем 
навязывать Австрии независимость», – говорил он  [69] .
 В тот же день 5 ноября 1937 года, когда в Палаццо Венеция происходил этот 
разговор, а Гитлер в Берлине заверял польского посла в неприкосновенности 
Данцига, вскоре после 16 часов в имперской канцелярии были собраны командование 
вермахта и рейхсминистр иностранных дел. В четырехчасовой секретной речи Гитлер 
раскрыл им свои «основополагающие идеи»: старые представления о расовой угрозе, 
страхе за существование и нехватке пространства, из всего этого он видел 
«единственный, и, может быть, на первый взгляд фантастический выход в 
завоевании нового жизненного пространства», в создании территориально замкнутой 
великой мировой империи. После захвата власти и нескольких лет подготовки эти 
идеи с удивительной последовательностью открывали период экспансии.

 Глава II
 ВЗГЛЯД НА БЕЗЛИКУЮ ЛИЧНОСТЬ


 Он стоит, как монумент, уже превышающий масштабы земного.

    «Фелькишер беобахтер» о выступлении Гитлера 9 ноября 1935 г.



 Сломленный жизненный путь. – Режиссерский талант Гитлера. – Эстетическое 
преображение смертью. – Праздники и массовые гуляния. – Психологическая 
взаимосвязь. – Утверждение стилей своего поведения и страх. – Театральный 
темперамент Гитлера – Отношение к музыке. – Планы насчет Линца. – Мифологизация 
собственной жизни. – Отсутствие социальных корней. – Женщины. – Окружение. – 
Инфантильность Гитлера. – Искусство и архитектура – Античное и германское. – 
Новый человек. – Боязнь времени. – Болезни. 

 Нашего обращающегося к истории современника, с его представлениями о морали и 
исторической литературе, наверно смутит то обстоятельство, что в описаниях тех 
лет речь все вновь и вновь почти исключительно идет об успехах и триумфах 
Гитлера. И все же это действительно были годы, когда он проявил исключительное 
превосходство и силу, всегда в нужный момент то подталкивая вперед, то проявляя 
терпение, угрожая, обхаживая, действуя так, что всякое сопротивление перед ним 
рассыпается в прах, и он обращает на себя все внимание, все любопытство и весь 
страх эпохи. Эта способность подкреплялась еще уникальным умением преподнести 
свою силу и свои успехи во всей их подавляющей мощи и сделать их демонстрацию 
впечатляющим фактором своей популярности.
 Это обстоятельство отвечает странному дроблению жизненного пути Гитлера. Он 
характеризуется столь резкими переломами, что нередко трудно найти 
соединительные элементы между различными фазами. В пятидесяти шести годах его 
жизни есть не только водораздел между первыми тридцатью годами с их отупляющими,
 асоциальными, темными обстоятельствами, с одной стороны, и словно внезапно 
наэлектризованной, политической второй половиной жизни – с другой. Будет вернее 
сказать, что и более поздний период распадается на три четко выделяющихся 
отрезка. В начале – примерно десять лет подготовки, идеологического становления 
и экспериментирования с тактикой, тут Гитлер выступает не более чем 
второразрядной радикальной фигурой, хотя и весьма изобретательной по части 
демагогии и политической организации. Затем следуют те десять лет, когда он 
становится центром эпохи, в исторической ретроспективе он предстает перед нами 
в сплошной цепочке картин массового ликования и наэлектризованной истерии. 
Ощущая сказочный характер этой фазы и приметы избранности, которые, как ему 
казалось, выступали в ней, он заметил, что «она была не просто человеческим 
творением»  [70] . А потом следуют шесть лет с доходящими до гротеска ошибками, 
промахом за промахом, преступлениями, судорожными состояниями, манией 
уничтожения и смертью.
 Все это побуждает вновь пристальнее вглядеться в личность Адольфа Гитлера. Ее 
индивидуальные черты остаются в значительной степени бледными, и порой почти 
кажется, что тот отпечаток, который он наложил на государственные и 
общественные отношения, больше говорит о нем, чем биографические данные; как 
будто тот монумент, в который он превратил себя со всей помпой политической 
саморекламы, больше говорит о его сути, чем стоящее за ним явление. 
Политические события периода успехов сопровождались непрестанным фейерверком 
грандиозных зрелищ, парадов, освящений, факельных шествий, костров в горах, 
маршей. Уже давно было указано на тесную взаимосвязь между внешней и внутренней 
политикой тоталитарных режимов, однако гораздо теснее взаимосвязь и той, и 
другой с политикой в области пропаганды. Памятные даты, инциденты, официальные 
визиты, сбор урожая или смерть одного из сподвижников, заключение или 
расторжение договора создавали обстановку постоянной экзальтации и вне 
зависимости от содержания события служили импульсом для развертывания 
масштабных кампаний психологической обработки с целью еще большего сплочения 
народа и культивирования ощущения общей мобилизации.
 Эта взаимосвязь в гитлеровском государстве была особенно тесной и 
многокрасочной, столь тесной, что порой как бы наступало смещение центра