нники 
правого дела сознательно и со всей утонченностью извращенного искусства были 
вовлечены в смертельную борьбу после того, как столь непредусмотрительно были 
утрачены все их выгоды и преимущества.
      Возможности организации какого бы то ни было сопротивления германской 
агрессии в Восточной Европе были теперь почти исчерпаны. Венгрия находилась в 
германском лагере. Польша отшатнулась от чехов и не желала тесного 
сотрудничества с Румынией. Ни Польша, ни Румыния не желали допустить действия 
русских против Германии через их территории. Ключом к созданию великого союза 
было достижение взаимопонимания с Россией. 18 марта русское правительство, 
которого все происходившее глубоко затрагивало, несмотря на то, что перед ним 
захлопнули дверь во время мюнхенского кризиса, предложило созвать совещание 
шести держав. И в этом вопросе у Чемберлена было весьма определенное мнение. 26 
марта он писал в частном письме:
      
      «Должен признаться, что Россия внушает мне самое глубокое недоверие. Я 
нисколько не верю в ее способность провести действенное наступление, даже если 
бы она этого хотела. И я не доверяю ее мотивам, которые, по моему мнению, имеют 
мало общего с нашими идеями свободы. Она хочет только рассорить всех остальных. 
Кроме того, многие из малых государств, в особенности Польша, Румыния и 
Финляндия, относятся к ней с ненавистью и подозрением»[34]. 
      
      Ввиду этого советское предложение о совещании шести держав было принято 
холодно, и его предали забвению.
      Исчезла также возможность оторвать Италию от оси, чему отводилось такое 
видное место в английских официальных расчетах. 26 марта Муссолини произнес 
яростную речь, в которой подчеркнул итальянские притязания против Франции на 
Средиземном море. Втайне он замышлял распространение итальянского влияния на 
Балканах и в Адриатике, чтобы создать противовес продвижению Германии в 
Центральной Европе. Его планы вторжения в Албанию были уже готовы.
      29 марта Чемберлен сообщил в парламенте о намерении удвоить 
территориальную армию с включением в нее, на бумаге, 210 тысяч человек (без 
оружия). 3 апреля начальник гитлеровского штаба Кейтель издал секретную 
«Директиву вооруженным силам на 1939 – 1940 годы», касавшуюся Польши. Она была 
зашифрована под названием «Белый план». Фюрер добавил следующие указания: 
«Подготовка должна быть проведена таким образом, чтобы операции могли начаться 
в любой момент, начиная с 1 сентября».
      4 апреля правительство пригласило меня на завтрак в отеле «Савой» в честь 
польского министра иностранных дел полковника Бека, который прибыл с важным 
официальным визитом. Я встречался с ним годом раньше на Ривьере, где мы както 
завтракали вдвоем. Теперь я спросил его:
      «Удастся ли вам благополучно проехать на своем экстренном поезде через 
Германию в Польшу?»
      Он ответил:
      «Думаю, что на это у нас еще хватит времени».
      Теперь нас ожидал новый кризис.
      На рассвете 7 апреля 1939 года итальянские войска высадились в Албании и 
после короткой стычки оккупировали страну. Как Чехословакия должна была стать 
базой для агрессии против Польши, так Албании предназначалась роль трамплина 
для действий Италии против Греции и для нейтрализации Югославии. Английское 
правительство уже взяло на себя обязательство в интересах сохранения мира в 
СевероВосточной Европе. Но что было делать с угрозой, возникавшей на 
ЮгоВостоке? Корабль мира дал течь во многих местах.
      9 апреля я писал премьерминистру:
      
      «Мне кажется, что сейчас счет идет на часы. Нам совершенно необходимо 
вернуть себе дипломатическую инициативу. Сейчас этого уже невозможно добиться 
такими мерами, как декларации, денонсирование англоитальянского соглашения или 
отозвание нашего посла... 
      Сейчас на карту поставлен ни больше ни меньше как весь Балканский 
полуостров. Если эти государства будут и дальше подвергаться нажиму Германии и 
Италии, а мы будем им казаться неспособными к действию, они будут вынуждены 
договориться о наилучших для себя условиях с Берлином и Римом. В каком тяжелом 
положении мы окажемся в таком случае! У нас будут обязательства в отношении 
Польши, и мы будем поэтому вовлечены в дела Восточной Европы, и в то же время 
мы лишимся всякой надежды на тот широкий союз, который в случае его 
возникновения мог бы означать спасение». 
      
      15 апреля 1939 года, после объявления германского протектората над 
Богемией и Моравией, Геринг встретился с Муссолини и Чиано, чтобы информировать 
итальянцев о ходе подготовки Германии к войне. Протоколы этого совещания 
найдены. В одном месте – это выступление Геринга – говорится:
      
      «Тяжелое вооружение Чехословакии показывает во всяком случае, каким 
опасным оно могло бы оказаться в случае серьезного столкновения, даже после 
Мюнхена. В результате действий Германии положение обеих стран оси улучшилось, в 
частности, благодаря экономическим возможностям, открывшимся изза переключения 
на Германию больших производственных мощностей Чехословакии. Это содействует 
значительному укреплению сил оси по сравнению с западными державами. Кроме того,
 Германии не нужно теперь держать наготове ни одной дивизии для обороны против 
этой страны на случай более крупного конфликта. Это также представляет собой 
преимущество, которым в конечном счете воспользуются обе страны оси... Акция 
Германии в Чехословакии должна считаться выгодной для держав оси. Германия 
могла бы теперь атаковать эту страну (Польшу) с двух флангов. Ее авиация 
находится всего в 25 минутах полета от нового промышленно