ись с этим по 20 – 30 или даже 
40 раз, прежде чем их постигла печальная судьба. Всюду, куда бы я ни ездил, я 
встречал эти отряды по обезвреживанию невзорвавшихся бомб.
      Очень быстро, но ценой тяжелых жертв, ценой жизни наших благороднейших 
сынов самоотверженные отряды по обезвреживанию устранили эту угрозу.
      Приблизительно в то же время противник начал сбрасывать на парашютах 
морские мины такого веса и такой взрывной силы, каких никогда еще не сбрасывали 
с самолетов. Произошло много сильных взрывов. Против них не было никакой защиты,
 кроме ответных действий. Отказ немцев даже от видимости ограничения воздушной 
войны военными объектами привел к постановке вопроса о возмездии. Я стоял за 
возмездие, но наталкивался на многочисленные возражения чересчур щепетильных 
людей.
      
      Премьерминистр – заместителю начальника штаба военновоздушных сил б 
сентября 1940 года 
      «Я никогда не предлагал отходить от нашей основной политики, но полагаю, 
что мы приобретем моральное преимущество над Германией в настоящее время, если 
две или три ночи в месяц будет совершаться ряд незначительных неожиданных 
налетов на небольшие германские центры. Мы должны помнить, что этим людям 
никогда не говорят правду и что там, где не побывала наша авиация, им, видимо, 
заявляют, что германская оборона непроницаема. Надо принимать во внимание 
многие факторы, а некоторые из них не относятся к категории чисто технических. 
Поэтому я надеюсь, что Вы учтете мое желание и представите мне предложения для 
претворения его в жизнь, когда будет возможно». 
      
      Премьерминистр – министру авиации и начальнику штаба военновоздушных 
сил 16 октября 1940 года 
      «Я видел сообщение о том, что вчера вечером было сброшено большое 
количество воздушных мин, многие из которых еще не взорвались, и что был 
нанесен большой ущерб. 
      Сообщите мне немедленно свои предложения об эффективных ответных мерах 
против Германии. 
      Мне сообщили, что вполне возможно сбрасывать подобные же мины или крупные 
бомбы на Германию и что авиаэскадрильи хотят применить их, но министерство 
авиации не разрешает. Я надеюсь, что моим взглядам и пожеланиям будет уделено 
должное внимание. Прошло уже около трех недель, как я начал требовать 
проведения против германских военных объектов действий, подобных тем, которые 
немцы проводят против нас. Кто виновен в том, что такие действия парализованы?» 

      
      Трудно сравнивать испытания, которые пришлось перенести лондонцам зимой 
1940/41 года, с тем, что пережили немцы в последние три года войны. На этом 
более позднем этапе бомбы были гораздо более мощными и налеты гораздо более 
ожесточенными. С другой стороны, длительная подготовка и присущая немцам 
тщательность дали им возможность завершить создание системы надежных 
бомбоубежищ, в которых заставляли укрываться всех с помощью железной дисциплины.
 Когда в конце концов мы вступили в Германию, то обнаружили полностью 
разрушенные города, в которых, однако, уцелели прочные сооружения и просторные 
подземные галереи, где население спало по ночам, хотя на земле повсюду 
разрушались их дома и уничтожалось их имущество. Во многих случаях бомбы 
попадали лишь в старые развалины.
      Но в Лондоне меры предосторожности были гораздо менее совершенными, хотя 
и налеты были менее сокрушительными. Помимо метрополитена, по существу, не было 
действительно безопасных убежищ. Было очень мало подвалов и погребов, которые 
могли бы выдержать прямые попадания. По существу, все население Лондона жило и 
спало после тяжелого трудового дня у себя по домам и в андерсеновских убежищах 
под огнем противника со свойственной англичанам флегмой. Даже у одного человека 
на тысячу не было иной защиты, кроме защиты от взрывной волны и осколков. Но 
они так же не пали духом, как не ослабли и физически. Конечно, если бы в 1940 
году против Лондона применялись бомбы образца 1943 года, то мы были бы 
поставлены в условия, которые могли бы полностью уничтожить всю человеческую 
организацию.
      Однако все происходит своим чередом и взаимно связано, и никто не имеет 
права сказать, что Лондон, который, бесспорно, не был побежден, не является 
также непобедимым.
      До войны и в спокойный ее период было сделано мало или вовсе ничего для 
создания прочных бомбоубежищ, в которых правительство могло бы продолжать свою 
работу. Разрабатывались сложные планы перевода правительства из Лондона. Целые 
отделы многих управлений уже были переведены в Харрогит, Бат, Челтнем и другие 
места. Во многих районах были реквизированы помещения для того, чтобы 
обеспечить всех министров и важных чиновников в случае эвакуации Лондона. 
Однако теперь в условиях бомбардировок правительство и парламент решили 
остаться в Лондоне, и я целиком разделял это стремление.
      В связи с нашим желанием остаться во что бы то ни стало в Лондоне надо 
было построить всевозможные укрытия, наземные и подземные, в которых 
исполнительные органы со многими тысячами сотрудников могли бы продолжать 
работу. Для военного кабинета была уже приготовлена цитадель близ Хэмпстеда с 
кабинетами, спальнями, с простой, но надежной телефонной связью. Она носила 
название «загон». 29 сентября я распорядился провести генеральную репетицию, 
чтобы каждый знал, что ему делать, если станет слишком жарко.
      
      «Я считаю, что надо попробовать «загон». Поэтому в следующий четверг 
кабинет соберется там. В то же время другие министерства должны попытаться 
перевести костяк своих штатов. Если возможно, для членов кабинета и лиц, 
которые будут