Утром было очень много всяких дел. Прежде всего я урегулировал вопрос 
относительно дальнейшего следования транспортного судна "Пастер", которое везло 
из США тысячу 75-миллиметровых пушек, несколько тысяч станковых пулеметов и 
боеприпасы. В связи с докладом нашей военной миссии я приказал изменить маршрут 
этого судна, находившегося уже в пути, и доставить груз не в Бордо, как 
предполагалось, а в один из портов Великобритании. Учитывая обстановку, ни в 
коем случае нельзя было допустить, чтобы этот ценнейший груз попал в руки врага.
 И действительно, пушки и пулеметы, доставленные "Пастером", позволили 
перевооружить английские войска, которые потеряли под Дюнкерком почти все свое 
вооружение. 

Что касается переброски наших войск, то со стороны англичан я встретил 
искреннюю готовность помочь нам судами и обеспечить безопасность морских 
перевозок. Причем всю подготовку к этой операции должно было провести 
английское министерство военно-морского флота совместно с нашей военно-морской 
миссией, которую возглавлял адмирал Одандаль. Но было совершенно очевидно, что 
никто в Лондоне уже не верил в способность официальной Франции воспрянуть духом.
 Встречи с различными деятелями убедили меня, что во всех своих планах наши 
союзники исходят из неминуемого отказа Франции от продолжения борьбы в самом 
ближайшем будущем. Всех особенно беспокоила судьба нашего флота. Мысль об этом 
буквально ни у кого не выходила из головы. При встрече с англичанами в эти 
напряженные часы каждый француз чувствовал на себе вопрошающий взгляд или 
слышал прямо поставленный вопрос: "Что будет с вашим флотом?" 

Об этом же думал и английский премьер-министр, когда я вместе с Корбэном и 
Монне завтракал с ним в "Карлтон клаб". "Что бы ни случилось, обратился я к 
нему, - французский военно-морской флот добровольно сдан не будет. Сам Петен на 
это не согласится. К тому же флот - это владение Дарлана, а феодал своего 
владения никому не уступает. Однако гарантию того, что французский 
военно-морской флот никогда не попадет в руки к немцам, могло бы дать только 
одно условие: продолжение войны нами. В этой связи я должен признаться, что 
позиция, которую Вы заняли на совещании в Туре, меня неприятно поразила. 
Сложилось такое впечатление, что Вы ни во что не ставите наш союз. Ваша 
уступчивость играет на руку тем из наших людей, которые склоняются к 
капитуляции. "Вы же видите, что нас к этому вынуждают, - говорят они. - Сами 
англичане против этого не возражают". Нет! Вовсе не так должны Вы действовать, 
чтобы оказать нам поддержку в момент величайшего кризиса". 

Мне показалось, что Черчилль заколебался. Он о чем-то посовещался с начальником 
своей канцелярии майором Мортоном. Я подумал, что в последний момент он хочет 
принять меры, чтобы изменить свое прежнее решение. И, может быть, именно по 
этой причине спустя полчаса в Бордо английский посол явился к Полю Рейно и взял 
обратно ранее врученную ему ноту, в которой английское правительство в принципе 
соглашалось с тем, чтобы Франция запросила у немцев, на каких условиях они 
готовы заключить перемирие. 

Затем я коснулся проекта объединения обоих наших народов. "Лорд Галифакс уже 
говорил мне об этом, - сказал Черчилль. ~ Но это дело чрезвычайно сложное". - 
"Верно, - ответил я. - Поэтому осуществление такого плана потребовало бы много 
времени. Но сделать заявление по этому вопросу можно немедленно. При 
существующем положении вещей Вы не должны пренебрегать ничем, что могло бы 
поддержать Францию и способствовать сохранению нашего союза". После короткой 
дискуссии премьер-министр согласился со мной. Он тут же дал указание созвать 
английский кабинет и отправился на Даунинг-стрит председательствовать на его 
заседании, Вместе с ним туда же поехал и я. Пока шло заседание Совета министров,
 я и французский посол в Англии находились в комнате, расположенной рядом с 
залом заседаний. Связавшись тем временем по телефону с Полем Рейно, я 
предупредил его, что по договоренности с английским правительством рассчитываю 
еще до вечера направить ему очень важное сообщение. Он ответил, что в связи с 
этим перенесет заседание Совета министров на 17 часов. "Но больше откладывать, 
- сказал он, - я не смогу". 

Английский кабинет заседал два часа. Время от времени из зала заседания выходил 
тот или иной министр, чтобы уточнить с нами, французами, нужный вопрос. Но вот 
наконец вышли все министры во главе с Черчиллем. "Мы согласны!" - заявили они. 
И действительно, если не считать деталей, составленный ими текст заявления 
ничем не отличался от того, который мы им предложили. Я тут же вызвал по 
телефону Поля Рейно и продиктовал ему текст документа. "Это очень важно! - 
заметил председатель Совета министров. - И я немедленно воспользуюсь этим на 
заседании, которое начнется с минуты на минуту". В нескольких словах я 
постарался, как только мог, ободрить его. Черчилль взял трубку: "Алло! Рейно! 
Де Голль прав! Ваше предложение может иметь очень важные последствия. Нужно 
держаться!" 

Затем, выслушав ответ французского премьера, он сказал: "Итак, до завтра, до 
встречи в Конкарно!" 

Я простился с Черчиллем. Он предоставил мне самолет для того, чтобы я мог 
немедленно вернуться в Бордо. Мы условились, что самолет останется в моем