руководить своими щепетильными подчиненными и приводить их к взаимному согласию.
 Он должен был договариваться со штабами морских вооруженных сил различных 
государств и их военной авиацией, терпеливо сносить указания, запросы и 
требования объяснений со стороны Вашингтона и Лондона и быть при этом обязанным 
вести фронтальное наступление между двумя морями, что крайне ограничивало 
возможность маневра. Генерал Александер искусно лавировал между всяческими 
трудностями, не теряя при этом ясности мысли, вежливости и оптимизма. Он 
поделился со мною своими планами. Я выслушал его, не позволив себе вмешиваться 
в его оперативный план. По-моему, правительства должны предоставлять полную 
свободу мысли командованию, несущему ответственность за исход кампании. Но 
услышав от Александера, что он предполагает внести изменения в свою стратегию - 
и как раз в том смысле, как это рекомендовал Жюэн, - я выразил ему свое 
удовлетворение. 

Оказалось, что и Кларк склонен к такому решению. Я был в его фургоне, где он 
жил и работал. Кларк произвел на меня очень хорошее впечатление. И не только 
потому, что он говорил ясно и четко то, что хотел сказать, но и потому, что, 
занимая высокий командный пост, оставался простым и скромным человеком. В этом 
его немалая заслуга, тем более что он первый из американских генералов получил 
командование армией на западном театре военных действий. Америка ждет от него 
успехов - для его соотечественников это вопрос самолюбия; так же как и 
Александер, Кларк питал к Жюэну глубочайшее уважение и отзывался о французских 
войсках с горячей, и несомненно, искренней похвалой. Такое же мнение о них 
высказывал и генерал Андерс, командующий польским корпусом, который занимал 
соседний с нами сектор и, воодушевляемый своими надеждами, совершал чудеса 
храбрости. Итальянский генерал Утиле и его дивизия оказывали весьма ценное 
содействие нашим солдатам и делали это от всего сердца. В Алжире генерал 
Маскангера, прибывший со своей дивизией из Бразилии, которая вскоре затем была 
переброшена в Италию, заявил, что он хочет взять для себя за образец 
французских генералов. Право, такие слова могут смягчить боль многих ран! 

В скором времени Уилсон уведомил меня о решении, принятом генералом 
Александером: наступление должно возобновиться в мае - по плану, переложенному 
Жюэном. Тотчас мы послали подкрепление экспедиционному корпусу, направив в 
Италию 1-го свободную французскую дивизию, дополнительные части марокканских 
войск, несколько артиллерийских дивизионов, спаренные части и танки. 
Командование армейского корпуса, получив необходимое пополнение, стало теперь 
командованием армии. Теперь в Северной Африке, поскольку 2-я бронетанковая 
дивизия была отправлена в Англию, оставались лишь следующие крупные войсковые 
части: 1-я и 5-я бронетанковые дивизии и 9-я колониальная дивизия, 
заканчивавшая свою подготовку. Мы, следовательно, ввели в действие на 
полуострове более половины наших боевых сил. Довольно! Когда генерал Уилсон 
старался увлечь меня перспективой усиления военных действий на обоих берегах 
Адриатики и выразил пожелание, чтобы мы дали ему возможность использовать не 
только те французские войска, которые уже находились в Италии, но и другие, 
находившиеся в резерве, я ответил, что мы вовсе не это ставили для них основной 
целью и что французское правительство намерено и те и другие войсковые 
соединения употребить для операции "Энвил". "А до тех пор, сказал я Уилсону, - 
наша армия в Италии, насчитывающая 120 тысяч человек, то есть более четверти 
всего количества бойцов, примет участие в ближайшем наступлении, и, надеюсь, ее 
роль будет решающей". 

Так оно и вышло. Наступление началось в ночь с 1 на 12 мая. Французский 
экспедиционный корпус повел атаку на горы Аурунчи. Это хаотическое 
нагромождение высот, казалось, исключало всякую возможность быстрого 
продвижения. Но именно поэтому французское командование и развернуло там 
военные действия. В самом деле, у врага были все основания полагать, что ему 
надо держать оборону главным образом не в самих горах, но на северных или южных 
склонах, ибо они не отличаются крутизной и к тому же там проходят две дороги к 
Риму - с одной стороны дорога No 6, а с другой No 7. Значит, мы застигнем врага 
врасплох, если наиболее сильную атаку поведем в самом трудном секторе. 
Необычайный маневр, предпринятый генералом Жюэном в этом секторе, ошеломил 
противника. По самому высокому гребню, где меньше всего было хоженных троп и 
откуда немцы уж никак не ожидали вторжения, французы быстро двинулись вперед, 
обходя справа и слева оборонительные сооружения противника, и одну за другой 
прорвали насквозь все три линии его позиций, причем так стремительно, что немцы 
не успели опомниться и ни одну из трех линий не отбили. Чтобы использовать все 
преимущества нежданного нападения, чреватого, конечно, и большими опасностями, 
командующий экспедиционным корпусом отдал приказ захватить врасплох глухой 
ночью, без предварительной артиллерийской подготовки склоны горы Маджо - 
огромного вала, прикрывавшего всю систему немецких оборонительных позиций. 

Правда, экспедиционных корпус состоял из первоклассных войсковых частей, 
приспособленных для горных походов. В частности, 4-я дивизия и марокканские 
войска способны были пройти где угодно, и генералу Жюэну это было прекрасно 
известно. И вот он доверил соединенным силам этой дивизии и марокканских войск 
под командованием Севеза важное задание: как можно быстрее переправиться через 
высоты на этом участке и, обойдя с юга немецкое расположение, двинуться к 
намеченному объекту -массиву Петрелла, близ Пико, в тылу врага. Превосходный по 
своих боевым качествам полк 2-й марокканской дивизии - 8-й стрелковый под