чтобы оттянуть время, сообщить, что приглашение передано и было встречено с 
благодарностью, но указать, что сейчас невозможно строить твердых планов, 
поскольку я вылетаю в Лондон, а в заключение сказать, что разговор о поездке 
следует возобновить позднее. 

Демарш президента окончательно просветил меня. Мне стало ясно, что моя долгая 
борьба с союзниками за независимость Франции приходит к желанной для нас 
развязке. Разумеется, еще придется преодолеть какое-нибудь последнее 
препятствие. Но исход борьбы уже не вызывает сомнений. 2 июня приходит послание 
Черчилля: он срочно вызывает меня в Англию. Любезно предоставляет в мое 
распоряжение свой личный самолет. На следующий день я выезжаю. Со мною 
отправились Палевский, Бетуар, Бийотт, Жоффруа, де Курсель, Тейсо. Посадка в 
Касабланке, вторая - в Гибралтаре, 4 июня утром мы - в Англии, около Лондона. И 
сразу же нас захватил поток событий. 

Тотчас по прибытии мне передали письмо Черчилля - он приглашал меня приехать к 
нему в поезд (оригинальная идея), в котором он в ожидании дня и числа 
расположился где-то около Портсмута. Мы с Пьером Вьено отправились туда. 
Премьер-министр принял нас. При нем находились министры, в частности Иден и 
Бевин{93}, генералы и среди них Исмей{94}. Был там также маршал Смэтс, видимо 
чувствовавший себя довольно неловко, В самом деле, за несколько месяцев до того 
он сказал, что, поскольку Франция уж больше не является великой державой, ей 
ничего не остается, как войти в состав Британского Содружества Наций. 
Англосаксонская пресса широко разгласила его слова. Всех пригласили к завтраку, 
и, как только сели за стол, Черчилль бросился в бой. 

Прежде всего он поразительно ярко описал широкую операцию, которая вскоре 
развернется, начиная от берегов Англии, и с удовлетворением констатировал, что 
начальная ее стадия будет осуществлена по преимуществу английскими средствами. 
"В частности, - сказал он, - английский флот должен будет сыграть важнейшую 
роль в переброске войск и защите транспортных судов". Я совершенно искренне 
выразил премьер-министру свое восхищение такими достижениями. После многих и 
многих испытаний, которые Англия переносила с необыкновенным мужеством, тем 
самым спасая Европу, она стала ныне базой наступления на континент и бросает в 
бой такие большие силы вот неопровержимое доказательство правильности 
мужественной политики, олицетворением которой был Черчилль начиная с самых 
мрачных для Англии дней. И хотя предстоящие вскоре события будут дорого стоить 
Франции, она, несмотря на это, гордится, что стоит в боевых рядах и бок о бок с 
союзниками будет сражаться за освобождение Европы. 

В этот исторический момент повеяло духом уважения и дружбы, объединившим всех 
собравшихся там французов и англичан. А затем мы перешли к делам. "Выработаем 
соглашение о нашем с вами сотрудничестве во Франции, сказал мне Черчилль. - А 
затем вы повезете его в Америку и дадите на рассмотрение президенту. Возможно, 
что он согласится с ним, и тогда можно будет его применять. Во всяком случае, 
вы побеседуете с Рузвельтом. Он смягчится и в той или иной форме признает вашу 
администрацию". Я ответил: "Почему вам кажется, что я обязан просить Рузвельта 
утвердить мою кандидатуру, чтобы получить власть во Франции? Французское 
правительство существует. Мне в этом отношении нечего просить ни у Соединенных 
Штатов, ни у Англии. Это дело решенное, и для всех союзников весьма важно 
установить систему отношений между французской администрацией и военным 
командованием. Девять месяцев тому назад мы предложили определенную систему. 
Поскольку скоро произойдет высадка союзных армий, я понимаю, что вы спешите 
урегулировать этот вопрос. Мы и сами этого хотим. Но для этого урегулирования 
необходим представитель Америки. Где же он? Его нет. А без него, сами понимаете,
 мы ничего в данный момент не можем решить. Впрочем, нужно отметить, что 
вашингтонское и лондонское правительства, как видно, склонны обойтись и без 
соглашения с нами. Я, например, только что узнал, что вопреки моим 
предупреждениям союзные войска и службы, приготовившиеся к высадке, везут с 
собою якобы французские деньги, изготовленные за границей, - деньги, которые 
правительство Французской республики ни в коем случае признать не может; а 
между тем по приказу союзного командования эти деньги должны иметь 
принудительное хождение на французской территории. Я уже жду, что завтра 
генерал Эйзенхауэр, по указанию президента Соединенных Штатов и в согласии с 
вами, объявит, что он берет Францию под свою власть. Как же вы хотите, чтобы мы 
на такой основе вели с вами переговоры?" 

"А вы? - воскликнул Черчилль. - Вы, кажется, хотите, чтобы мы, англичане, 
заняли позицию, отличную от позиции Соединенных Штатов?" Затем с горячей 
страстностью, предназначенной, несомненно, более для слушателей, чем для меня, 
Черчилль продолжал: "Скоро мы освободим Европу, но мы сможем это сделать лишь 
потому, что рядом с нами сражаются американцы. Запомните же: всякий раз, как 
нам надо будет выбирать между Европой и морскими просторами, мы всегда выберем 
морские просторы. Всякий раз, как мне придется выбирать между вами и Рузвельтом,
 я всегда выберу Рузвельта". Иден покачал головой - по-видимому, этот выпад не 
очень его убедил. А лейборист Бевин, министр труда, подошел ко мне и сказал 
довольно громко, чтобы все его слышали: "Премьер-министр заявил вам, что во 
всех случаях он всегда будет брать сторону президента Соединенных Штатов. 
Знайте, что он говорил от своего имени, но отнюдь не от имени английского 
кабинета".