только тяжелораненые. 

Стоял июль, лето выдалось хорошее, урожай - великолепный. Окидывая взглядом 
степные просторы, мы видели волнующееся под ярким солнцем море пшеницы. 
Невольно вспоминались слова Сватоплука Чеха: "Как волны, всходы на тебе играют..
." Это была поэзия, поэзия единой поступи миллионов в бою котором уже по 
счету - за свободу и мир. 

Хлеба дозревали. Колхозам и совхозам нужны были люди, рабочие руки. Зрелому 
урожаю - сильные парни. Учеба? Если говорить о программе боевой подготовки, то 
мы ушли вперед. Недалеко, но ушли. Стало быть, если и отстанем, то наверняка 
догоним. 

И мы решили: на время уборки зерновых послать в колхозы на две-три недели наших 
людей. Я обратился к секретарю городского комитета партии Юдину и ознакомил его 
с нашим решением. 

- Ничего не упустим, товарищ Юдин. Везде поспеем. Учеба, проверка, фронт - все 
будет своевременно. Не сомневайтесь. Можем вам помочь, только посоветуйте, как 
это оформить. 

- Очень просто, - ответил Юдин после непродолжительного молчания. Оформить это 
мы можем сами, но все же вы - иностранная воинская часть. Это факт, который 
нельзя не принимать во внимание. У меня нет желания усложнять дело 
соображениями экстерриториальности, но рекомендую вам: пошлите телеграмму 
Советскому правительству, предложите свою помощь непосредственно ему. 

- Пусть будет по-вашему, - сказал я. 

Товарищ Юдин дал нам хороший совет. А хороший совет, как известно, дороже 
золота. Возвратившись в штаб, я вызвал Ярослава Прохазку и, объяснив ему все, 
дал поручение: 

- Ярда, немедленно напиши телеграмму. 

В полдень телеграмма была послана. Как сейчас помню, в полночь меня разбудили и 
сообщили ответ Москвы. Замечательно! Советское правительство благодарит за 
предложенную помощь и принимает ее. Одновременно был информирован и товарищ 
Юдин. 

Потом все пошло быстро и хорошо. Рано утром в Бузулук прибыли грузовые машины, 
с ними - председатели колхозов и директора совхозов, в основном женщины или 
пожилые мужчины. Они были слегка смущены, к искренней радости примешивались и 
некоторые опасения: как быть с этой помощью на практике, на деле? Немедля мы 
создали рабочие бригады и на следующий день, ранним утром, еще до того, как 
гигантский диск степного солнца показался над горизонтом, выехали в 42 колхоза 
и 5 или 6 совхозов, точно не помню. 

Лозунг - боевой: "Собрать урожай быстро и без потерь!" 

Для многих из наших людей задача эта была нелегкой: прежде им не доводилось 
выполнять подобную работу. А крестьянская работа - не игрушка, особенно когда 
человек не знает, как приступить к ней Впрочем, это относится к любому делу. 
Постепенно наши ребята освоились с необычным для них трудом и старались не 
отставать от опытных колхозников. Однако находились и такие (к счастью, 
немного), кому приходилось внушать, а иногда и энергично разъяснять, что 
война - это работа, а работа - война, и что и то и другое требует от человека 
всех сил. 

Наши люди отремонтировали сельскохозяйственные машины и инвентарь: тракторы, 
комбайны, молотилки и т. д. Три недели наши солдаты добросовестно трудились на 
полях этой бескровной борьбы. Три недели - двадцать один день и навсегда было 
покончено с экстерриториальностью чехословацких воинов. Если человек вкладывает 
в свой труд частицу души, он словно врастает в дело, будто жил им всю жизнь. И 
это дело становится его делом, в лучшем смысле слова. Спустя три недели слова 
"чужие" будто и не существовало. Рухнули последние преграды недоверия и 
сомнений. С обеих сторон теперь были только свои. 

Если говорить откровенно, то впервые мы попали на фронт именно там, в 
гостеприимном советском тылу, в районе Бузулука и Сухоречки. А в январе сорок 
третьего мы выехали на фронт уже вторично. 

Личный состав части рвался к советским армиям, на передний край, на запад, 
ближе к своей родине. И я, как командир части, выразил настроение личного 
состава батальона в известном письме Советскому Верховному Главнокомандующему. 
Я просил об отправке нас на фронт. 

Как уже было сказано, эту просьбу мы подали без согласия лондонского 
правительства и вопреки его мнению. В Лондоне категорически возражали против 
посылки части на фронт, нас рассматривали лишь как небольшую, так называемую