- Батько, я к тебе по своему делу.

- Что скажешь, пан полковник? - с усмешкой проговорил Богдан, покуривая люльку 
и выпуская дым через свои полуседые усы.

Он сильно изменился, постарел, обрюзг; не было прежнего блеска в глазах, не 
было недавней еще живости в движениях. Минутами он казался совершенным стариком.


- Пришел к тебе, батько, с поклоном: просить в посаженные отцы; хочу жениться.

- Добре задумал, пан полковник! Одного только жаль: как женишься, захочется 
дома сидеть, а не воевать.

- Я и то, батько, хотел просить тебя: отпусти меня. Я тебе теперь совсем не 
нужен стал, - сказал с легкой дрожью в голосе Довгун.

Богдан быстро, пытливо посмотрел на него.

- Все запорожцы таковы! - с неудовольствием сказал он. - Гладь вас все по 
головке, а чуть что не по вас, тотчас и наутек. Впрочем, мне все равно, хочешь 
служи, хочешь нет. Куда же ты думаешь ехать? - спросил он, помолчав.

- Думаю, в Москву.

- В Москву? - немного удивленно переспросил Богдан. - Впрочем, по мне, пожалуй, 
поезжай в Москву. Если захочешь, можешь мне и там послужить, - прибавил он. - 
Мне теперь надежные люди в Московском государстве нужны.

- Я всегда твой слуга, батько, - с поклоном отвечал Довгун.

- Когда же ты думаешь играть свадьбу?

- В этом мясоеде.

- А ехать когда думаешь?

- Да если бы справился, то с панами послами и уехал бы.

- Как знаешь, твое дело.

Восьмого января 1654 года вся Переяславльская площадь была полна народом. 
Довбиши с седьмого часа утра били в котлы, есаулы и сотники приводили в порядок 
казаков, стекавшихся со всех сторон и толпившихся около просторного деревянного 
помоста, покрытого красным сукном.

Пока народ собирался на площади, Выговский отправился к русским послам. Боярин 
Бутурлин еще изволил почивать, и писарь пришлось ждать с полчаса, пока он к 
нему вышел. Боярин был одет в роскошный кафтан, осыпанный драгоценными 
каменьями.

- Бью челом ясновельможному пану послу! - с поклоном приветствовал Выговский 
Бутурлина.

- Здравствуй, батюшка, Иван Казимирович! Хорошие ли новости принес?

- Готов служить его царской милости, - скромно проговорил Выговский. - Что мог, 
то сделал для его светлых очей. Сейчас только с тайной рады: все полковники, 
судьи и есаулы были у гетмана. Могу поздравить высокородного боярина с полным 
успехом. Мы так искусно повели дело, что ни одного голоса не было против, а кто 
и был против, тот молчал, чувствуя полное свое бессилие.

- Спасибо тебе, батюшка Иван Казимирович! - проговорил боярин с легкой усмешкой.
 - Великий государь мой, царь Алексей Михайлович, не забудет трудов твоих. А 
теперь, пожалуй, пора нам и на площадь; довбиши, почитай, часа два в котлы 
звонят.

Ровно в одиннадцать часов гетман в богатой одежде, сопровождаемый всей 
войсковой старшиной и казацкими полковниками, вышел на площадь. Над головой его 
держали бунчук, а в руках у него была булава, осыпанная драгоценными каменьями.

Есаулы и сотники засуетились, раздвинули народ и образовали широкий круг около 
помоста. Гетман со своей свитой поднялся на возвышение.

Московские послы стояли поодаль, на особом назначенном им месте.

Все крыши прилегавших к площади домов были густо покрыты народом.

- Смирно! - крикнул генеральный есаул.