планете остался бы один серьезный противник — Соединенные Штаты Америки. Именно 
к этой схватке нацисты приступили в середине тридцатых годов: курс на 
сотрудничество со странами Латинской Америки теперь имел целью не только 
экономическое сотрудничество, но и подготовку к будущему вторжению. Опираясь на 
многочисленные немецкие колонии на Американском континенте, Гитлер рассчитывал 
без труда овладеть Латинской Америкой и — при поддержке дружественных режимов — 
ринуться на север. 
      Во исполнение этих планов Борман и Боле осуществляли широкое внедрение 
германского капитала в экономики этих стран, прививали нацистскую идеологию на 
благодатной почве бедствующих слоев нищих государств, снабжали оружием 
дружественные армии и группировки таких деятелей, как Стресснер в Парагвае. 
Ситуация складывалась благоприятно [264] еще и потому, что с середины двадцатых 
годов связи с немецкими колониями в Южной Америке наладили влиятельные члены 
национал-социалистского движения и штурмовики, которые скрывались здесь, ожидая 
окончания кампании преследований после путча 1923 года, а впоследствии 
приезжали обучать армии и отряды своих местных коллег. 
      Словом, ни Борман, ни Боле не сомневались, что и африканские колонии — 
когда таковые появятся — будут отданы им. Мартин стремился взять под свой 
контроль и группу Бухлера, но тому вовсе не хотелось оказаться в подчинении у 
Бормана. Впрочем, пока это больше походило на дележ шкуры неубитого медведя. 
Поскольку Гитлер решил не обижать человека, проработавшего в партии пятнадцать 
лет, Борману пришлось подыскивать для Бухлера иную область деятельности, 
которая соответствовала бы его высокому партийному званию. И тут Мартину пришла 
мысль одним умным ходом решить сразу несколько задач: поручив Бухлеру 
осуществление нового проекта нерасторопного в практических делах Розенберга, он 
пристраивает на достойный пост первого, наносит удар по самолюбию второго и 
выполняет поручение фюрера, приказавшего принять меры для сплочения партии в 
период войны! 
      9 июля 1940 года, ровно через два месяца после отъезда фюрера из Берлина, 
многочисленные толпы людей восторженно встречали специальный поезд, триумфально 
прибывший на главный вокзал Мюнхена. Накануне Гитлер с трибуны рейхстага 
обратился к своим солдатам с благодарственной и хвалебной речью. Теперь он 
решил оказать своему верному вассалу честь, которой удостаивались лишь единицы: 
он дал обед в доме Бормана в Пуллахе, на который пригласил [265] мюнхенских 
художников. Затем последовали — в честь победы! — торжественные церемонии на 
государственном уровне и серия поездок между Бергхофом, Линцем, Мюнхеном, 
Берлином, а также визит в Эссен на празднование дня рождения оружейного короля 
Круппа, которому Борман от имени Гесса вручил бюст Гитлера. 
      Во время мирного периода Борман, как и все высшие партийные чины, строил 
планы по освоению и использованию захваченных огромных территорий. Первым 
выступил Гиммлер, представив фюреру отчет о состоянии дел с жителями 
негерманских национальностей. Фюреру этот доклад понравился, и он приказал 
оставить всего несколько экземпляров (сие означало, что материалы признаны 
сверхсекретными), которые разослали восточным гауляйтерам — Эрику Коху 
(Восточная Пруссия), Альберту Форстеру (Данциг — Западная Пруссия), Артуру 
Грейсеру (Вартеланд) и генерал-губернатору Польши Гансу Франку. Борман тоже 
получил копию. Автор отчета исходил из того, что территорию Польши следовало 
очистить от неполноценных в расовом отношении народов и германизировать. 
Местному населению была уготована участь «рабочей силы рейха». До скончания 
времен уровень образования покоренных народов надлежало ограничить умением 
считать не более чем до пятисот и писать свое имя, а также пониманием того, что 
промыслом Божиим их удел — покорность, напряженный труд и благоговение перед 
немцами. Умение читать им не понадобится. Несмотря на одобрительное отношение 
Гитлера к идеям Гиммлера, Борман не считал этот документ точным выражением 
пожеланий фюрера. Он знал лучше других, с какой охотой Гитлер раздает похвалы. 
К тому же предложения исходили от конкурента в черном — здесь дружеские 
отношения в счет не шли. Поэтому в начале октября 1940 года рейхсляйтер НСДАП 
инициировал [266] встречу фюрера с генерал-губернатором Польши Франком, чтобы 
во время беседы высказать свои собственные соображения. Борман полагал, что 
Польшу надлежит превратить в рабочий лагерь, жители которого лишь временно 
будут использоваться для сезонных работ. Скрещивание с немцами запретить. 
Полякам следовало платить достаточно для того, чтобы те могли прокормить семьи, 
но последний крестьянин-немец должен получать на 10 процентов больше, чем 
лучший из поляков. Желательно было сохранить институт католических священников, 
которые и впредь оглупляли и отупляли бы их. Польскую же интеллигенцию 
следовало искоренить. 
      Впрочем, вскоре выяснилось, что поляки не смирились с рабским положением, 
и хозяйственно-экономические планы оказались сорванными. Лучше других в 
экономическом отношении дела шли у гауляйтера Восточной Пруссии Коха, который 
отличался крайней жестокостью и проводил операции по массовому уничтожению 
поляков. Увидев, что дело принимает такой оборот, Борман отрекся от своих 
указаний Франку и наладил дружеские отношения с Кохом. 
      План порабощения Польши дал осечку и в другом аспекте. Поляки, вывезенные 
в Германию для работы на фабриках и в крупных хозяйствах, вступали в интимные 
связи с «чистокровными арийками», которые страдали от недостатка мужчин 
(вследствие мобилизации немцев в армию). Женщин, забывших о «национальной 
гордости», гестапо ссылало (как минимум на несколько месяцев) в 
концентрационные лагеря. Худшая доля ожидала их любовников, которых, согласно 
приказу Гиммлера, вешали без суда. Однако сначала фотографии соблазнителей 
отсылали в специальный отдел гестапо и, если внешне они достаточно подходили