стала «закоренелой» национал-социалисткой. На этот путь ее наставил отец, и она 
всегда следовала его примеру. Затаив дыхание, словно прилежная школьница, 
внимала она тирадам нередко гостившего в их доме Гитлера, усваивая его идеи о 
предназначении немецкой девушки: верная подруга своего мужа, хранительница 
домашнего очага, заботливая мать. 
      Герда испытывала потребность в мужской руке, которая управляла бы ею. Ее 
святая троица выглядела так: Гитлер, отец и муж. Только этим и объясняется 
покорность и легкость, с которой она воспринимала постоянные властные окрики 
Бормана и его грубость. Речь Гитлера на конференции женской 
национал-социалистской организации привела Герду в восторг. Фюрер объявил, что 
«выражение «эмансипация женщин» — гнусное изобретение евреев» и что дело 
мужчины — государство, а дело женщины — забота о семье, о муже, о детях и о 
доме. Герда Борман сожалела лишь о том, что не смогла присутствовать на 
конференции, поскольку совсем незадолго до того родила четвертого ребенка. 
      Ведение домашнего хозяйства не являлось ее сильной стороной. В одном из 
писем мужу она даже заботливо интересовалась, достаточно ли хороша его 
очередная любовница в роли хозяйки (за годы их совместной жизни Мартин Борман 
сменил несколько «официальных» любовниц). Брат Герды отмечал, что она не 
наделена особыми талантами в делах практических. 
      Ее отец, бывший армейский офицер, чувствовал в себе склонность к 
преподавательской работе и через несколько лет после окончания первой мировой 
войны даже собирался открыть частную школу. По-видимому, этот период оказал 
заметное влияние на Герду, и она стала воспитательницей в детском саду. Больше 
всего ей нравилось заниматься с детьми рисованием, [219] рассказывать им сказки,
 разучивать народные песни и просто играть. Она не претендовала на установление 
своих внутрисемейных правил и норм поведения — это право полностью принадлежало 
главе семьи. В одном из писем матери Мартин упомянул и об этом: «Ведение дома, 
управление слугами, обучение детей — все делается в соответствии с моими 
указаниями, которым Герда должна следовать неотступно!» 
      Мартин Борман почти никогда не брал с собой жену на торжественные приемы 
или фестивали, проходившие обычно в Берлине и Мюнхене, хотя, по заведенной 
традиции, прочие рейхсляйтеры появлялись там в обществе супруг. Тот факт, что 
она с редкостным постоянством рожала раз в два года, отнюдь не является тому 
приемлемым объяснением. С одной стороны, ему не хотелось появляться в кругу 
избранных рядом с супругой, которая была намного выше его ростом. С другой 
стороны, Борман сомневался, что она сумеет достойно держаться в таком окружении 
и поддерживать беседу. И наконец он не раз замечал, что внимательный слушатель 
даже из пустой болтовни может выудить немало компрометирующей информации. 
Возможно, именно этим объяснялся тот общеизвестный факт, что даже в узком кругу 
Герда в основном слушала и очень редко вступала в разговор. Несмотря на 
успешную карьеру мужа, она оставалась скромной (Шпеер даже назвал ее 
«запуганной») домохозяйкой. По воспоминаниям Шираха, он только однажды видел 
Герду в обществе жен ближайших соратников Гитлера: «Они стайкой уютно 
устроились у камина, но за весь вечер Герда не произнесла ни слова. Она 
зарекомендовала себя молчуньей, за что Гитлер очень ее уважал». Уважение фюрера 
выражалось в том, что ей одной он не забывал ежегодно посылать ко дню рождения 
огромный букет роз. [220] 
      То ли от своего фотографа Хофмана, то ли от Евы Браун Гитлер узнал, что 
его верный «цербер» не утруждает себя обетом верности жене. Борман не пропускал 
ни одной молоденькой и симпатичной актрисы, без промедления предлагал интимную 
близость и зачастую добивался успеха, — в те годы вряд ли кто-нибудь осмелился 
бы влепить пощечину человеку в чине рейхсляйтера. Впрочем, если кто-то полагал, 
что подобные сведения опорочат в глазах фюрера его доверенного слугу, он явно 
просчитался. Наоборот, Гитлер сомневался в тех, кто был очень привязан к своей 
семье, поскольку такая привязанность делала человека уязвимым для угроз и 
шантажа со стороны врагов, превращая его в ненадежного союзника. Однако 
диктатор не мог понять, почему так спокойно относится к изменам мужа Герда, 
узнававшая об этих эскападах от самого Мартина. Просто она считала такое 
поведение непременным качеством настоящего мужчины и не сомневалась, что в 
итоге он останется с ней, как с матерью его законнорожденных детей, — и 
оказалась права. 
      Кроме коротких увлечений у Мартина была и постоянная любовница — актриса 
Маня Беренс. Герда, не оспаривавшая права мужа на двоеженство такого рода, 
относилась к ней даже с симпатией. Более того, она укоряла Беренс в излишней 
робости и стеснительности. Впрочем, именно эти ее черты и привлекали Бормана. 
Он признавался, что слабое сопротивление Мани Беренс не просто распаляло его, а 
сводило с ума от возбуждения: он набрасывался на нее зверем и буквально 
насиловал. Герда сама предложила Мартину чередовать двух жен так, «чтобы один 
год рожала одна, другой — вторая», и тогда у Бормана «всегда будет постоянная 
партнерша». [221]
      Против христиан и евреев 
      Выпады против церкви, произвол нацистских заправил вызывали среди рядовых 
граждан праведное негодование. «Если бы об этом узнал фюрер!» — наивно 
восклицали они. Даже многие министры полагали, что Борман притесняет христиан 
без ведома Гитлера{33}. 
      На самом деле Борман без труда «подобрал ключик» к Гитлеру и в этом 
вопросе. Как правило, он использовал свой излюбленный, многократно проверенный 
способ. За общей застольной беседой в кругу приближенных фюрера религия не была 
привычной темой. Однако время от времени кто-нибудь вскользь упоминал о 
каком-нибудь неприглядном случае, связанном с духовенством. В обычном для