пособий» открывает лазейку в законе, и правительство не вправе осуществлять 
надзор за финансовыми операциями Бормана. Среди партийных боссов укрепилось 
мнение о Бормане как о превосходном специалисте в области страхования. 
      Работа в «Фонде пособий», пусть успешная, не обеспечивала Борману 
популярности в широких партийных кругах наравне с нацистскими лидерами, 
произносившими речи на митингах, собраниях и торжественных встречах. Кроме того,
 стремление [69] НСДАП сохранить в тайне от общественности свои финансовые 
махинации не позволяло трубить о достижениях Бормана. До 1933 года лишь однажды 
«Фелькишер беобахтер» опубликовала маленькую его фотографию с кратким резюме о 
карьере в рубрике, бегло знакомившей читателя с важнейшими чиновниками 
«коричневого дома». Нацистская «старая гвардия» даже не подозревала о 
феноменальном явлении: человек, практически ничего не смысливший в страховом 
бизнесе, в сжатые сроки освоил не только прямые, но и обходные пути в новой для 
него сфере деятельности. Если бы эта злобная свора сумела правильно оценить 
появление в своей среде фигуры столь упорной и последовательной, она бы раньше 
поняла, что такого целеустремленного последователя Гитлер обязательно приметит 
и не выпустит из поля зрения. Они же лишь насмехались над тщательно продуманной,
 дотошно контролировавшей все аспекты дела и плодовитой — к концу 1932 года 
Борман возглавлял отдел, насчитывавший более ста сотрудников, — бюрократической 
системой «Фонда пособий» и не заметили, что именно такая организация дела 
производила наибольшее впечатление на их фюрера. Гитлер не вникал в тонкости 
тех или иных аспектов практической деятельности, но питал слабость к четким 
организационным схемам, следил за графиками популярности политических деятелей, 
предпочитал наглядные отчеты в виде диаграмм и т.д.
      * * * 
      Борман нашел и другой способ держаться в поле зрения Гитлера. Едва 
обосновавшись в Мюнхене, он выяснил, что фюрер с особой симпатией и 
благосклонностью относится к майору времен первой мировой войны, бывшему 
командиру батальона Вальтеру [70] Буху из Бадена, отпрыску весьма знатного рода,
 представители которого заслужили известность, занимая ответственные 
государственные посты. Бух присоединился к гитлеровской партии еще в 1922 году 
и во время ноябрьского путча 1923 года маршировал во главе мюнхенских штурмовых 
отрядов. С тех пор он ни разу не усомнился в своем выборе. Его жена и дети 
верно следовали за ним и превыше всего ставили интересы отечества и партии. 
      На рубеже 1928 и 1929 годов Вальтер Бух возглавил комитет, который 
выступал в роли арбитра во внутрипартийных спорах. Иными словами, он стал 
верховным судьей НСДАП. Семье Бухов были предоставлены места для почетных 
гостей на сборище нацистов в мюнхенском «Цирке Кроне». Именно там его 
девятнадцатилетняя дочь Герда познакомилась с человеком, встреча с которым 
определила ее дальнейшую судьбу. 
      Герда была высокой и стройной девушкой, в прелестной головке которой 
царила несусветная мешанина патриотических клише о верности отчизне и 
антисемитских теорий Юлиуса Штрайхера, винившего евреев во всех бедах Германии. 
Она работала воспитательницей в детском саду и вполне комфортно чувствовала 
себя в окружении стайки ребятишек. Для нее не имел существенного значения тот 
факт, что Борман оказался на добрых десять сантиметров ниже ее ростом. Трудно 
сказать, почему именно его Герда Бух отметила в «коричневой» массе лидеров СА, 
— на общем фоне внешне он выделялся, пожалуй, только изрядно выступавшим 
животом. Она досаждала отцу частыми просьбами пригласить в дом «товарища по 
оружию» Мартина Бормана, но Вальтер Бух не воспринимал всерьез симпатии дочери 
к толстому коротышке. 
      В то время Борман еще не задумывался о браке. В партийных кругах было 
хорошо известно, что он [71] считал это знакомство обычным легким любовным 
приключением, а такое отношение отнюдь не соответствовало строгим 
протестантским устоям семьи Бухов. Бух в конце концов уступил настояниям Герды, 
но лишь в надежде на то, что молодые люди вскоре поймут, насколько не подходят 
друг другу. Даже при беглом сравнении грубоватый, неотесанный Борман, казалось, 
не имел ничего общего со скромной, благовоспитанной девушкой, которая 
увлекалась игрой на гитаре, пела народные песни и всякому другому 
времяпрепровождению предпочитала чтение книг. 
      Поначалу казалось, что Бух прав. Каждое воскресенье Борман приезжал на 
своем «опеле» в имение Бухов в Сольме в предместьях Мюнхена. Ничего особенного 
вроде бы не происходило. Но в апреле, во время традиционной семейной прогулки, 
Герда и Мартин немного отстали, и это их свидание наедине резко ускорило 
развязку. Вернувшись с гулянья, жених официально попросил ее руки. Фрау Бух 
была довольна. «Скоро в нашем доме появится свой Мартин», — обрадовалась она, 
не скрывая своего благоговения перед Мартином Лютером. 
      Коллективная фотография, датированная сентябрем 1929 года, сделана на 
свадьбе, прошедшей под знаком свастики: Гитлер и Рудольф Гесс были на ней 
свидетелями, а шеф СА Пфаффер и прочие лидеры движения штурмовиков — дружками 
новобрачных; гордый, улыбающийся жених, соответственно духу торжества, 
облачился в коричневые рубашку и брюки, высокие сапоги и опоясал живот 
нацистским офицерским ремнем (как и все остальные партийные функционеры, 
включая Вальтера Буха). Герда предстала вся в белом, в фате и с миртовым венком.
 Впрочем, невинность, которую символизировали эти детали туалета, к тому 
времени стала уже достоянием истории: неполных семь месяцев спустя появился на 
[72] свет их первый сын Адольф Мартин, за которым в семье закрепилось прозвище 
Кронци — немецкое сокращение от «кронпринц», то есть наследный принц, ибо имя 
ему дали в честь Гитлера. Нацисты из числа борцов «старой гвардии» злобно и 
язвительно шутили по поводу сроков его появления на свет. Агроном Вальтер Дарре,