нейтральной. Официальные русские органы позаботились о том, чтобы телеграмма, 
отправленная нашим послом в адрес правительства, задержалась на целые сутки, а 
когда несколько позднее русские прервали телеграфную связь полностью, не было 
никакой возможности отправить ответ на телеграмму. 

Как и в начале Зимней войны, русские и теперь прервали всякую связь и сделали 
невозможным мирное решение вопроса. Обвинения Молотова и на этот раз были 
абсолютно безосновательными. Видимо, здесь будет к месту упомянуть, что 
отданный мной безусловный запрет нашим ВВС летать над Ленинградом оставался в 
силе всю войну 1941–1945 годов. 

Нарушения границы, бомбежки, артиллерийский обстрел с базы в Ханко представляли 
собой отдельные частные случаи. Но 25 июня военно-воздушные силы России начали 
широкомасштабные воздушные налеты на города Южной и Средней Финляндии, в том 
числе на Хельсинки и Турку, а также на многочисленные открытые промышленные и 
жилые центры. Насколько они были масштабны, уже видно из того, что в этот день 
было сбито 26 бомбардировщиков. Потери в людях, не говоря уже о материальном 
ущербе, были велики. На государственной границе пехота и артиллерия русских 
открывали огонь. Все эти действия носили такой характер, что их больше нельзя 
было считать отдельными эпизодами, мероприятиями, предпринятыми по инициативе 
командиров низшего звена. Поскольку они к тому же повсюду были нацелены на 
чисто финские объекты и против тех частей финской территории, где не было 
немцев, то стало ясно, что СССР приступил к военным действиям против Финляндии. 


Правительство намеревалось 25 июня выступить в парламенте с заявлением о том, 
что оно приняло решение о поддержке нейтралитета Финляндии. Доклад 
премьер-министра был готов уже 24 июня вечером, но события следующего дня 
вынудили правительство пересмотреть вопрос, и теперь ничего иного не оставалось,
 кроме констатации факта, что Советский Союз начал планомерные военные действия.
 Информация, с которой вечером того же дня я выступил в парламенте, вызвала 
заявление полного доверия правительству, и парламент объявил, что Финляндию 
вновь вынудили на ведение оборонительной войны. 

Войска получили право отвечать огнем на огонь, но им было запрещено переходить 
государственную границу до 24.00 28 июня. 

25 июня Ставку перевели в Миккели. Третий раз руководство оборонительными 
силами было дислоцировано в этом небольшом идиллическом городе. 

Развязывание войны не было неожиданностью ни для одного мыслящего гражданина 
Финляндии, и народ единодушно поддержал правительство и парламент. Каждый 
понимал, что нас вынудили на новую борьбу не на жизнь, а на смерть и что нам 
нужна любая помощь, которую нам предложат. Если бы не было Зимней войны и 
«холодной войны», продолжавшейся пятнадцать месяцев, то постановка проблемы 
была бы совершенно иной. Непрерывный нажим и угрозы, вмешательство в наши 
внутренние дела и нарастающая подозрительность со стороны СССР не могли не 
вызвать сомнений относительно целей советского правительства. Еще на ранней 
стадии финское правительство пришло к выводу, что иностранная помощь является 
неизбежной предпосылкой для обеспечения существования и независимости нашей 
страны. После заключения Московского договора Финляндия искала поддержки в 
оборонительном союзе северных стран, а позднее — в союзе со Швецией. Любой из 
этих союзов мог гарантировать нейтралитет нашей страны, и обе попытки 
натолкнулись на сопротивление советского правительства. Естественно, что после 
этого мы ухватились за ту поддержку, какую можно было получить. Опора Финляндии 
на Германию была самозащитой. 

Договор о сквозной транспортировке, заключенный с Германией, не означал 
принципиального отхода от идеи нейтралитета Севера, и правительство Финляндии 
проявляло постоянную заботу о соблюдении требований, которые международные 
договоры выдвигают перед невоюющими государствами. После заключения договора 
переговоры о создании союза со Швецией продолжались. Швеция ведь тоже дала 
согласие на сквозной провоз немецких грузов. Мы ничего большего так 
настоятельно не желали, кроме как дополнить договор о сквозной транспортировке 
созданием оборонительного союза со Швецией. 

Что же касается случайных военных контактов с Германией, которые имели место в 
начальный период 1941 года, в том числе и поездки нашей военной делегации в 
Зальцбург, то на них с нашей стороны лежала печать сдержанности, находившейся в 
полном соответствии с политикой правительства. Контакты осуществлялись по 
инициативе германской стороны, и мы использовали их в целях ознакомления с 
политикой великих держав. Они не носили характера переговоров. 

Только в связи с приездом в Хельсинки полковника Бушенхагена в июне 1941 года, 
когда обсуждались формы будущего сотрудничества на случай развязывания войны, 
можно было говорить о переговорах, но и тогда, вплоть до начала войны, они 
носили лишь гипотетический характер. 

В тисках между двумя великими державами мы были вынуждены идти на уступки обеим 
сторонам, поскольку наших сил было недостаточно для поддержания строгого