России, и до сих пор он выполнял свою задачу. Сейчас же этот договор, казалось, 
становился угрозой нашему нейтралитету, в особенности если дележка сфер влияния 
между Германией и СССР достигнет кульминации. 

Думать о денонсации договора с немцами было можно, но осуществить такой шаг, не 
подкрепив его предварительными переговорами с немцами и с русскими о 
соответствующих гарантиях, значило бы, с одной стороны, восстать против немцев, 
а с другой — передать судьбу страны в руки русских. Отказ от договора с немцами 
о сквозной транспортировке привел бы к конфликту с Германией и к союзу с 
русскими. Гитлеровский рейх был на вершине своей мощи, стал господином Европы, 
и едва ли можно было предположить, что он стерпит такой удар по своему престижу.
 Свежим примером способа реагирования этого государства была Югославия, но, 
даже если оставить такие крайности в стороне, Германия может перерезать наши 
коммуникации, идущие через Петсамо и одной лишь торговой войной добиться 
осуществления своих желаний. В какой степени Советский Союз мог бы 
гарантировать нам необходимый импорт, было неведомо. Нашу зависимость легко 
могли бы использовать в качестве оружия против нас, у нас уже имелся 
соответствующий кровавый опыт. Прекращение ввоза товаров с любого направления 
лишило бы нас выбора вообще и привело бы к жестокому кризису, которым 
немедленно поспешили бы воспользоваться в своих целях как немцы, так и русские. 
Как смогло бы любое правительство во время голода и безработицы так руководить 
делами, чтобы страна не потеряла свою независимость? 

Вставал и еще один вопрос: разумно ли было пойти на разрыв с Германией, если 
между ней и Советским Союзом ведутся переговоры, на которых, как предполагали, 
затрагиваются интересы Финляндии? 

Постановка проблемы в условиях развязывания войны была бы такой же и в том 
случае, если бы германские войска на севере нарушили наш нейтралитет, а мы в 
одиночестве не смогли бы оказать сопротивления этой агрессии, ибо одновременно 
должны были защищать неприкосновенность наших восточных границ. 

Нужно ли финским войскам выступить вместе с Красной Армией против Германии, 
которая, правда, в 1939 году «продала» нас, а сейчас уже более года являлась и, 
видимо, будет являться и далее, нашей единственной защитницей от 
экспансионистских стремлений русских? Такое развитие событий привело бы только 
к краху. 

Иными словами, нас прижали к стене: выбирайте одну из альтернатив — Германия 
или Советский Союз. Я вспомнил слова, произнесенные Сталиным осенью 1939 года в 
беседе с нашей делегацией: «Хорошо понимаю, что вы хотите остаться нейтральными,
 но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы просто не позволят». Не 
позволят, в этом мы уже убедились. Финляндия больше не свободна распоряжаться 
своей судьбой. И она, после того как было нарушено равновесие в Европе, была не 
первой страной, с которой случилось такое. Возможностей остаться вне ожидаемого 
конфликта практически не было. Первой предпосылкой такого чуда был бы отказ 
Советского Союза от нападения на нас, даже в случае, если немецкие войска через 
Лапландию подошли бы к Мурманску, а второй — то, что Германия ни экономическим 
и никаким иным образом не вынуждала бы Финляндию выбирать сторону. 

10 июня 1941 года в Хельсинки снова приехал полковник Бушенхаген. Из его 
заявлений в генштабе стало ясно, что на этот раз в его задачу входило, с одной 
стороны, проведение переговоров о практических деталях возможного 
сотрудничества в том случае, если СССР нападет на Финляндию, а с другой — 
получение гарантий того, что Финляндия выступит в войне в качестве союзника 
Германии. Я проинформировал об этом президента республики, и он заверил, что 
его позиция остается прежней. После чего я сообщил полковнику Бушенхагену, что 
мы не можем дать никаких гарантий относительно вступления в войну. Финляндия 
решила оставаться нейтральной, если на нее не нападут. 

Сосредоточения войск русских указывали на то, что нам угрожает опасность 
внезапного нападения, если мы не увеличим готовность к обороне. Прежде всего, 
необходимо было позаботиться об укреплении обороны на самых угрожаемых 
направлениях, а именно — на юге Финляндии в полосе между Финским заливом и 
озером Сайма, а также на севере в районе железнодорожного полотна Салла. За 
нашей границей стояли в готовности как минимум 17 пехотных и одна бронетанковая 
дивизия русских, а также части пограничников. Помимо того, на Ханко 
располагались две пехотные бригады, усиленные танками, а также войска, строящие 
укрепления, и подразделения железнодорожных и зенитных сил. Иными словами, 
противник располагал большим числом дивизий, чем те 16, которые Финляндия могла 
бы выставить, проведя всеобщую мобилизацию. Если к этому добавить бронетанковые 
силы, имевшиеся в распоряжении русских, и учесть возможность, которую давала им 
близость Ленинграда для быстрого и незаметного усиления группировки в 
прибрежных районах Финского залива, то диспропорция будет видна еще сильнее. 
Всего за несколько дней Советский Союз был способен сосредоточить в полосе от 
берега залива до реки Вуокси 7–8 дивизий — иными словами, силы, которые 
превосходили бы вдвое те войска, которые мы могли бы выставить на этом участке 
в течение недели, считая со дня объявления всеобщей мобилизации. 

Таким образом, у нас не оставалось ничего иного, как объявить частичную