огда на новых кубинских банкнотах появилась 
размашистая 
роспись «Че». Когда, под угрозой тюремного заключения, он запретил столичным 
работникам коммунальных служб ловить и отстреливать бродячих собак, сам 
подобрал 
бездомного «шарика» и стал ходить с ним на совещания. Собака, по прозвищу 
Муралья 
(«Стенка»), была не такой уж дурной: знала все ходы в здании банка, могла легко 
доехать на 
лифте до девятого этажа, где располагался кабинет «шефа–хозяина», и открывала в 
него 
дверь лапой – действительно «проникала» через все стены! А старые банковские 
чиновники, 
работавшие в этой системе еще с 1930–х годов, недоумевали, видя в приемной 
председателя 
Национального банка Кубы длинноволосых вооруженных людей, профессиональные 
знания 
которых, мягко говоря, не были такими же выдающимися, как преданность делу 
революции. 

Че Гевара ни на кого не оглядывался, когда позже решил отменить деньги, – это 
вписывалось в его понимание сущности нового человека, свободного от жадности, 
зависти, 
которому чуждо все материальное и меркантильное. Че Ге–вара совершенно серьезно 
думал, 
что кубинцы, одухотворенные чувством долга, будут жить интересами трудовых 
коллективов и жертвовать личным во имя общественного блага. Сам он участвовал в 
рубке 
тростника, в разгрузке пароходов, в очистке заводских территорий, в 
строительстве жилых 
зданий. В августе 1964 года он даже получил грамоту «Ударник коммунистического 
труда». 
Примеру Че следовали его ближайшие помощники, работники других министерств и 
ведомств. 

Че действительно свято верил в то, что неоплачиваемый добровольный труд на 
благо 
общества будет способствовать воспитанию революционной сознательности и 
формированию нового человека. И, кажется, сумел на каком–то этапе убедить в 
этом 
Фиделя. 

Но Фидель, как показала история, оказался человеком более прагматичным. Да и 
сама 
кубинская реальность разбила в пух и прах мечты Че Гевары. Человек непьющий, 
равнодушный к песням, танцам, развлечениям, он не учел 
национально–психологических 
особенностей кубинцев: присущей им беззаботности, нежелания усердствовать, не 
получая 
за это поощрения. 

Фидель Кастро более объективно оценивал трудовые перспективы своих сограждан, о 

чем свидетельствует отрывок из его речи перед рабочими, напечатанный в газете 
«Ой» 2 
июля 1963 года: «Однажды, беседуя со студентами университета, я спросил их, 
знают ли 
они, сколько заявлений поступило от абитуриентов на зачисление их на отделение 
международных отношений Гаванского университета. Три тысячи заявлений! А 
сколько на 
агрономический факультет? Не набралось и сотни. Если все захотят быть 
дипломатами, то 
кто же будет производить молоко, мясо, яйца и другие продукты питания для 
населения? 
Конечно, я считаю, что у некоторых есть призвание дипломата, но уверен, что 
многие 
думают только о поездках по белу свету, о приемах и тому подобных вещах. Ведь 
это же 
абсурд, когда в революционной стране есть три тысячи человек, желающих стать 
дипломатами, и меньше сотни хотят стать специалистами сельского хозяйства. Это 

настоящий позор!» 462 

Кадровые проблемы Кубы были ощутимы и в в