ов, число которых, к слову, на острове резко шло на убыль. Их 
высказывания, на 
самом деле, походили на «глас вопиющего в пустыне», а не являлись выражением 
мнения 
подавляющего большинства кубинцев. Но эти, часто вырванные из контекста, «крики 
души» 
должны были создать картину тотального недовольства политикой революционного 
правительства и лично Фиделем Кастро. Кроме того, новая Куба преподносилась как 

форпост советского влияния в Латинской Америке. А это, по логике вещей, 
противоречило 
одному из основных постулатов североамериканской внешней политики – доктрине 
Монро, 
декларировавшей принцип невмешательства стран американского и европейского 
континентов во внутренние дела друг друга. 

А Фидель словно дразнил своих противников. 8 ноября 1960 года, после приема в 
советском посольстве по случаю годовщины Октябрьской революции, в четыре часа 
утра (!), 
он пришел, что называется, «попить чайку» в редакцию кубинской коммунистической 
газеты 
«Ой» и признался опешившим от столь раннего гостя журналистам, что еще с 
университета 
зачитывается «марксистской литературой» и, к огромному удивлению и репортеров, 
и 
наборщиков, и даже своих соратников, назвал себя марксистом и коммунистом. А в 
конце 
своего монолога заявил, что у Кубы нет иного пути, чем строительство 
социализма: «Москва 

– это в конечном итоге наш мозг и главный руководитель, и к ее голосу надо 
прислушаться» 
379. 
Телеграмма о том, что Фидель Кастро наконец–то «определился», «со свистом» 
улетела 
в Москву. Бальзамом на душу членов советского политбюро стало заявление Фиделя 
о том, 

377 Из архива СВР России, Гавана—Центр. 

378 Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. С. 225. 

379 Фурсенко А. А., Нафтали /".Безумный риск: Секретная история Кубинского 
ракетного кризиса 1962 г. С. 

106. 

что отныне посты в кубинском революционном правительстве должны занимать 
коммунисты. Фидель Кастро доказал, что не бросает слов на ветер, и 
действительно стал 
привлекать коммунистов для работы в своем правительстве, навлекая еще больший 
гнев 
представителей правых партий. Признание Кастро было вдвойне парадоксальным, 
потому 
что он еще не обозначил политический курс своей страны. О том, что Куба должна 
ступить 
на социалистический путь развития, Фидель объявит только спустя полгода – он 
словно 
выжидал, как отреагируют на его сенсационное «личное признание» на самой Кубе, 
в 
Северной Америке и Советском Союзе. 
коммунисты. Фидель Кастро доказал, что не бросает слов на ветер, и 
действительно стал 
привлекать коммунистов для работы в своем правительстве, навлекая еще больший 
гнев 
представителей правых партий. Признание Кастро было вдвойне парадоксальным, 
потому 
что он еще не обозначил политический курс своей страны. О том, что Куба должна 
ступить 
на социалистический путь развития, Фидель объявит только спустя полгода – он 
словно 
выжидал, как отреагируют на его сенсационное «личное признание» на самой Кубе, 
в 
Северной Америке и Советском Союзе. 

Это заявление Кастро, никогда до того «не открывавшего свою душу», конечно же 
прозвучало как гром среди ясного неба. Ведь еще месяц назад Че Гевара в 
интервью 
американскому журналу «Лук» говорил, что Фидель никакой не коммунист, а 
«Движение 26 
июля» является организацией скорее революционно–националистической. Именно 
после 
встречи команданте с редакцией газеты «Ой» американцам стало «всё ясно с 
Фиделем 
Кастро». Фидель позже объяснял это «превращение» таким образом: «Наши враги 
очень 
широко использовали тезис о том, что революция оказалась, мол, преданной, 
потому что мы 
были связаны с коммуниста