продовольствие найдутся в богатых китайских деревнях, не опустошенных 
прохождением воюющих сторон. Мищенко остался непреклонным, являясь верным 
учеником Куропаткина, всегда боявшегося чего-нибудь не предусмотреть. Это 
предприятие заранее обрекало все на провал. Конные массы плелись шажком, 
охраняя с двух сторон свой собственный транспорт. Они дошли до самого моря, то 
есть до Инкоу, но взять последнего не смогли. Уложив лучших людей, вернулись с 
жалкими трофеями в виде китайских продовольственных арб. Русская конница 
неповинна в этом позоре. Ни Куропаткин, ни Мищенко не способны были проявить 
того духа, который является главнейшим качеством кавалерийского начальника. 

* * * 

Неудачный набег на Инкоу был, впрочем, скоро забыт, а разговоры о новом 
переходе в наступление напоминали рассказы о том мальчике, который столько раз 
пугал пожаром, что когда дом действительно загорелся, то никто больше ему не 
поверил. 

Так вышло и со мной, когда 12 января утром меня вызвал к себе Эверт и, сидя 
перед картой, объявил, что мы с утра перешли в наступление. Я не верил своим 
ушам, тем более что с фронта, отстоявшего от нас на несколько верст, не 
доносилось ни одного орудийного выстрела. 

- Первая и третья армии будут действовать демонстративно,- объяснил мне Эверт,- 
ожидая, пока не обозначится успех второй армии Гриппенберга, наступающей в 
обход японского расположения. К Гриппенбергу переброшен уже первый Сибирский 
корпус Штакельберга. Главнокомандующий повелел (Куропаткин уже не мог 
приказывать, как командующий армией, а, подобно царю, по должности 
главнокомандующего - повелевал) назначить вас в этот корпус для связи. 

Работу офицеров, посылаемых для связи, в мирное время не изучали, и потому на 
войне их попросту считали соглядатаями высшего начальства. Эта репутация была 
создана, впрочем, самими войсковыми начальниками, для которых высшее начальство 
было куда страшнее японцев. От последних можно отступить, а от начальства 
никуда не уйдешь: оно тебя найдет повсюду, даже в глубоком тылу. Поручение, 
данное мне, было весьма деликатным, тем более что я понаслышке знал 
Штакельберга как невыносимо сурового и недоступного начальника. 

- Я прошу лишь об одном,- сказал я,- чтобы все мои донесения я имел право 
предварительно показывать командиру корпуса, дабы не ввести главнокомандующего 
в заблуждение, а копии донесений посылать в штаб второй армии. 

- Да, показывать можете,- согласился Эверт,- но до штаба Гриппенберга вам дела 
нет. Если успеете, можете по дороге туда заехать, но и только. Желательно, 
чтобы к вечеру вы уже были у Штакельберга. 

Мороз крепчал. Шестидесятиверстный переход казался бесконечно скучным. Желтые 
замерзшие борозды полей с торчащими колючими гаоляновыми пеньками, сероватые 
деревни - все было безжизненно. Предусмотрительное начальство в целях борьбы со 
шпионажем попросту выселило всех жителей на громадном пространстве в тылу 2-й 
армии. Даже справиться о названии деревень было не у кого. 

Штаб 2-й армии располагался в большом селении довольно далеко от фронта. Обед 
только что кончился, и в штабной столовой я застал только двух-трех незнакомых 
генштабистов, допивавших чай. Узнав о моем намерении явиться к начальнику штаба 
или хотя бы к генерал-квартирмейстеру, они заявили, что начальство занято и 
принять не сможет. 

- Даже накормить не смогли,- ворчал Павлюк, когда мы поспешили удалиться от 
этого чуждого и чуть ли не враждебного нам мира. 

Новые коллеги и генералы, прибывшие из России, имели твердое намерение показать 
нам, старым маньчжурцам, как следует воевать. 

Штакельберг, которого я с трудом разыскал уже поздно вечером, оказался тоже 
мало приветливым. Выслушав рапорт, он еле подал мне руку. Даже мой коллега 
Довбор и тот был сух. Было ясно, что все уже наперед недовольны Куропаткиным. А 
между тем дела у сибиряков шли, как казалось, блестяще: после занятия двух-трех 
деревень на правом берегу Хунхэ полки все той же славной 1-й бригады с вечера 
ворвались, а к рассвету овладели почти без потерь селением Хэгоутай на левом 
берегу реки. Этим была выполнена основная задача, поставленная 1-му Сибирскому 
корпусу; вся 2-я армия получила возможность наступать на пресловутое Сандепу, 
не опасаясь за свой правый фланг. Сил у нее для этого было достаточно - целых 
три корпуса. Но каково же было мое негодование, когда первым распоряжением 
Штакельберга была срочная отправка 1-й бригады моего ляоянского друга Леша в 
распоряжение 8-го армейского корпуса такова была диспозиция стратегов 2-й армии.
 Вместо развития удачно начатой операции, мы лишились нашей лучшей бригады. 
Обидно было смотреть, как в густом тумане скрывались от нас один за другим 
покидавшие нас батальоны и тихо грохотали колеса невидимых батарей, уходивших с 
Лешем. Серый морозный туман окружил нас непроницаемой завесой, и казалось даже 
непонятным, куда летели наши редкие шрапнели; от их полета только страшно