Ко времени нападения Японии на Перл-Харбор американские сухопутные войска на 
Филиппинах насчитывали 30 тыс. человек, включая специальные филиппинские 
формирования, входившие в состав американской армии{4}. 

Американские подразделения составляли гарнизон в Коррехидоре и в небольших 
фортах поблизости от него. Другие американские подразделения были сведены в 
филиппинскую дивизию, состоявшую из филиппинских частей и американского 31-го 
пехотного полка. Части национальной гвардии - три полка полевой артиллерии, 
один полк зенитной артиллерии, один пехотный полк, два танковых батальона и 
подразделения обслуживания только недавно прибыли на Филиппины в качестве 
подкреплений. 

В 1941 году была усилена и авиация, и в день нападения Японии там было 35 
современных бомбардировщика Б-17. Имелись там также 220 истребителей различных 
типов, но не все они были в боевой готовности. Генерал Маршалл знал, что по 
этим воздушным силам был нанесен удар и что они понесли тяжелые потери в ходе 
начальной фазы нападения, но он еще не получил точных данных. 

Было известно относительно нехватки важнейших предметов боевого обеспечения, но 
что касается продовольствия и боеприпасов, то, как полагали, с ними не будет 
особых трудностей при условии, если будет время доставить их туда, где в них 
испытывают острую нужду. 

10 декабря японские бомбардировщики нанесли тяжелые повреждения портовым 
сооружениям и складам военно-морской базы в Кавите, недалеко от Манилы. Часть 
небольшой оперативной группы, входившей в состав Азиатского флота, который 
базировался в манильской гавани, состояла в основном из дивизионов подводных 
лодок. Крупнейшим кораблем Азиатского флота был тяжелый крейсер "Хьюстон", 
находившийся в Илоило. Против мощного противника эти силы не могли устоять 
долгое время. А все указывало на то, что японцы намеревались как можно быстрее 
захватить Филиппины, и для нас весь вопрос теперь заключался в том, какие меры 
нам необходимо предпринять. 

Генералу Маршаллу потребовалось, вероятно, около двадцати минут, чтобы 
нарисовать эту картину, а затем он внезапно спросил: "Каков должен быть наш 
общий курс действий?" Я подумал минутку и, надеясь, что сохраняю бесстрастное 
выражение лица, ответил: "Дайте мне несколько часов". "Хорошо", - сказал он и 
отпустил меня. 

Характерно, что он даже не намекнул на один из наиболее важных факторов в этой 
проблеме: психологическое воздействие филиппинского сражения на американский 
народ и народы стран бассейна Тихого океана. Он отчетливо понимал, что, если 
человек не способен учесть это соображение, ему нечего носить звезду бригадного 
генерала. 

С этой новой проблемой я направился в свой кабинет, выделенный мне в управлении,
 известном тогда как управление военного планирования, которое возглавлял мой 
старый приятель бригадный генерал Леонард Джероу. Было очевидно, что мой ответ 
должен быть неоспоримым и быстрым, если я хочу завоевать доверие Маршалла и 
доказать свою полезность в военном министерстве. В этом мне помог мой старый 
опыт. 

Вскоре после Первой мировой войны я в течение трех лет служил под началом 
одного из самых опытных военных людей генерал-майора Фокса Коннера. Одной из 
тем, которой он чаще всего касался в беседах со мной, было союзное командование,
 его трудности и проблемы. Другой его темой был генерал Джордж Маршалл. Генерал 
Коннер обычно говорил мне: "Мы не сможем избежать другой большой войны. Когда 
мы вступим в эту войну, мы будем в ней участвовать с союзниками. Придется 
выработать систему единого командования союзными войсками. Мы не должны 
согласиться с концепцией "координации", в соответствии с которой был вынужден 
работать Фош. Мы должны настаивать на личной ответственности за руководство 
военными действиями. Лидерам придется научиться преодолевать националистические 
соображения в ходе осуществления кампаний. Единственный человек, который может 
это сделать, - это Маршалл: он близок к гениальности". 

Вспомнив об этом, я решил, что мой ответ должен быть кратким, выразительным и 
основанным на доводах, в которые я искренне верил. Никакое красноречие или 
блестяще сформулированные общие рассуждения не произведут впечатления на того, 
кого Фокс Коннер готов был причислить к гениям. 

Вопрос, поставленный передо мной, отличался исключительной сложностью, а мои 
знания для подхода к нему были, вероятно, эквивалентны знаниям среднего 
трудолюбивого армейского офицера. Конечно, я прошел военный курс в системе 
обучения офицеров армии, а вскоре после окончания военного колледжа в 1928 году 
работал в качестве специального помощника в аппарате помощника военного 
министра, где мои служебные обязанности быстро расширились до того, что мне 
приходилось выполнять секретную работу для начальника штаба армии. 

На этой должности мне пришлось рассматривать военные проблемы в мировом