местные нацисты имели необходимые знания и опыт. Сразу же возник вопрос 
относительно того, следует нам использовать этих или других людей, которые 
обладали очень скудным или вообще не обладали никаким опытом деятельности в той 
или иной конкретной сфере. Было трудно, но мы как можно скорее освобождались от 
бывших членов нацистской партии и обучали других немцев, чтобы поставить их во 
главе предприятий общественного обслуживания, санитарной службы, почты, 
телеграфа и телефона. 

Жизнь офицера военной администрации никогда не была монотонной. Обычно таким 
людям присваивали офицерские звания в армии в силу их административного или 
профессионального опыта. Однако когда на плечи такого офицера возлагалось 
ведение хозяйства целого города, ему приходилось сталкиваться с самыми 
непостижимыми проблемами в человеческих взаимоотношениях, поддерживать мир и 
порядок на местах и в то же время вылавливать тех, кого союзники разыскивали, 
чтобы отдать под суд; он должен был начинать восстанавливать производственную 
деятельность в стране и в то же время выполнять свою долю в осуществлении 
большой политики союзников, как она была нам изложена в официальном документе 
американского комитета начальников штабов. Вначале этот офицер часто оказывался 
вынужденным выступать в роли судьи в личных ссорах между местными жителями. 
Едва немцы узнали о нашей программе увольнений с государственной службы бывших 
членов нацистской партии, каждая жалоба одного гражданина против другого стала 
обосновываться формулой "он нацист". В хаосе послевоенной Германии ошибки были 
неизбежны, и они касались как общей политики, так и отдельных мероприятий, 
проводимых местными органами военной администрации. 

Генерал-лейтенант Клей прибыл в Европу в апреле 1945 года, чтобы выступить в 
роли моего заместителя по вопросам военного управления Германией. Ранее, в ходе 
войны, в течение короткого периода он оказал неоценимые услуги нашей службе 
тыла на Европейском театре военных действий. С самого начала он был со мной 
согласен, что гражданское ведомство должно в конечном счете взять на себя все 
функции контроля в Германии, и поэтому вся его организация была четко отделена 
от военного штаба. Таким путем мы были готовы передать военное правление в руки 
государственного департамента без коренной реорганизации. 

По соглашению на политическом уровне штаб Верховного командующего союзными 
экспедиционными силами прекратил существование 14 июля. По этому случаю я 
направил в войска прощальный приказ с благодарностью и с пожеланием всего 
доброго всему личному составу группировки союзников. Впервые после трех лет я 
перестал быть союзным командующим. С этого момента моя власть распространялась 
только на американские войска. 

Предварительные соглашения по проведению первого заседания Контрольного совета 
в Берлине были достигнуты не без трудностей. Осложнения порождались языковыми 
различиями, утомительными методами поддерживания связи, отсутствием личных 
контактов между старшими военачальниками и разрушениями в Берлине, которые 
резко ограничивали возможности размещения. Только к 5 июня мы добились 
достаточного прогресса во всех этих мучительных переговорах, чтобы провести 
первое официальное заседание союзных командующих в Берлине. 

Целью этого заседания являлось просто подписание основного заявления Декларации,
 в которой сообщалось о создании Контрольного совета и взятии союзными 
державами всей полноты власти по управлению Германией. Перед выездом в Берлин 
мы считали, что в данном случае все документы уже полностью согласованы, однако 
по прибытии туда обнаружили, что имеются вопросы, которые русские все еще 
считали нерешенными. 

Заседание было назначено на вторую половину дня, и я воспользовался 
предоставившейся мне возможностью заехать в штаб к Маршалу Жукову, чтобы 
вручить ему высшую воинскую награду - медаль "Легион почета", которой его 
удостоило американское правительство. Жуков произвел на меня впечатление 
приветливого человека с отличной военной выправкой. 

По возвращении к себе, где нас временно разместили, я узнал, что поступило 
сообщение о неожиданной задержке в открытии заседания, на котором Маршал Жуков 
должен был выступать в роли хозяина. Это вызвало досаду, поскольку вечером я 
должен был вернуться во Франкфурт. В ожидании мы провели долгие послеполуденные 
часы, а офицер связи из штаба Жукова, говоривший по-английски, не мог дать нам 
никаких объяснений относительно задержки заседания. Наконец уже к вечеру я 
решил ускорить дело. Поскольку я знал, что все документы, которые нам 
предстояло подписать, были ранее изучены и просмотрены каждым из союзных 
правительств, я не видел обоснованной причины для задержки, которая теперь 
выглядела как преднамеренная. Поэтому я попросил офицера связи сообщить Маршалу 
Жукову, что, к моему большому сожалению, я буду вынужден возвратиться во 
Франкфурт, если заседание не начнется в ближайшие тридцать минут. Однако когда 
посыльный уже был готов отправиться с моим заявлением к Жукову, к нам поступило 
сообщение, что нас ожидают в зале заседаний, куда мы и отправились 
незамедлительно. Маршал- объяснил, что задержка произошла ввиду того, что он 
ожидал из Москвы последних указаний по одному важному вопросу. Мы приняли 
объяснение благосклонно, и Контрольный совет начал работать в атмосфере 
дружественного радушия.