постоянно расширялся, расстояния увеличивались, и поэтому каждая поездка на 
фронт отнимала много времени. Тем не менее эти поездки были ценными и полностью 
оправдывались. Придерживаясь этой практики, я мог посещать командующих в их 
штабах, быть постоянно в курсе происходящих событий на местах и возникавших там 
проблем и, главное, чувствовать настроение солдат. Спустя два месяца, когда 
подошла зима, извилистые дороги, ведущие в мой небольшой, лагерь возле Реймса, 
стали почти непроезжими. Однажды моя машина так увязла в грязи, что наши 
трехчасовые попытки выбраться кончились безрезультатно, и только подошедший 
трактор вытащил ее. Это заставило меня перейти в штаб-квартиру в Версале, и с 
того времени мои поездки на фронт стали более затруднительными, за исключением 
случаев, когда была хорошая летная погода. 

Осенью во время поездки на фронт я сделал короткую остановку в прифронтовой 
полосе, чтобы поговорить с солдатами одного из батальонов 29-й пехотной дивизии.
 Мы все стояли в грязи на скользком склоне холма. Поговорив несколько минут с 
солдатами, я повернулся, чтобы идти дальше, и упал навзничь в грязь. Услышав 
взрыв смеха, с каким реагировали на это солдаты, я понял, что это была моя 
самая успешная за всю войну встреча с солдатами. Даже те солдаты, которые 
бросились ко мне, чтобы помочь выбраться из грязи, от смеха едва держались на 
ногах. 

Иногда мои друзья советовали мне и даже настаивали, чтобы я сократил свои 
поездки в войска. Они правильно считали, что поскольку речь идет о солдатских 
массах, то лично я смогу поговорить лишь с очень немногими из солдат. Поэтому 
они доказывали, что я просто изматывал себя, не достигая ничего существенного. 
С этим я не соглашался, считая, что постоянные беседы с рядовыми солдатами дают 
мне точное представление о их настроениях. Я говорил с ними о чем угодно, а 
чаще всего спрашивал, какой новый прием или приспособление для его 
использования пехотой в бою придумали данный взвод или отделение. Я говорил обо 
всем до тех пор, пока солдаты в свою очередь не начинали рассказывать мне. 

Конечно, мне понятно было, что факт беседы даже с несколькими солдатами дивизии 
очень скоро станет известен всему личному составу части. А это, как я считал, 
будет подталкивать солдат к разговору со своими начальниками. Мне казалось, что 
такая привычка содействует боевой эффективности личного состава. В массе, 
состоящей из отдельных личностей, носящих винтовки, таятся огромная 
изобретательность и инициатива. Если солдаты могут естественно и без 
сдержанности говорить со своими офицерами, то результаты их изобретательности 
станут достоянием всех. Более того, из привычки возникают взаимное доверие, 
чувство партнерства, которые составляют суть морального состояния войск. Армию, 
в которой солдаты боятся своих офицеров, никогда нельзя сравнить с той, в 
которой солдаты доверяют командирам и полагаются на них. 

Есть старое понятие - "обнаженность поля боя". Это описательное выражение полно 
смысла для любого, кто видел сражение. За исключением таких необычных 
тактических действий, как форсирование реки или участие в морском десанте, в 
условиях района, прилегающего к переднему краю, превалирует ощущение 
пустынности, безжизненности. Почти не видно ничего живого: войска, как свои, 
так и противника, а также боевая техника как будто исчезают из виду, когда 
стороны готовятся к бою. В таких условиях легко потерять управление солдатами и 
связь с ними, поскольку каждый из них, испытывая страх, боится, что 
неосторожное движение или обнаружение себя будет означать для него моментальную 
смерть, и чувствует себя страшно одиноким. Именно в этом случае наиболее 
плодотворными окажутся доверие к своим командирам, чувство товарищества и вера 
в них. 

Мои личные усилия в этом направлении едва ли могли принести существенные 
результаты. Но я знал, что если солдаты осознают, что могут разговаривать с 
"большим начальником", то у них будет меньше страха перед своим лейтенантом. 
Более того, мой пример мог подталкивать офицеров добиваться непринужденных 
отношений с солдатами. Во всяком случае, я этой практики придерживался на 
протяжении всей войны, и ни одна беседа с солдатом или с группой солдат не была 
для меня бесполезной. 

Все эти поездки, кроме того, давали возможность на месте серьезно обсуждать, в 
частности, проблемы пополнений, обеспечения боеприпасами, обмундированием и 
оснащения войск в связи с приближавшейся зимой, а также планы на будущее. 
Конечно, штабы на всех уровнях постоянно работают над этими вопросами и в 
соответствии с инструкциями все потребности войск автоматически удовлетворяются 
через действующую систему снабжения. Однако ничто не может заменить прямых 
контактов между командующими, и куда более ценно, когда старший начальник сам 
ездит в войска, вместо того чтобы сидеть у себя в штаб-квартире и ждать, когда 
подчиненные придут к нему со своими проблемами. 

Моральное состояние боевых частей всегда необходимо держать под пристальным 
вниманием. Солдаты способны воспринимать наказание и длительные лишения до тех 
пор, пока считают, что с ними поступают справедливо, что их командиры 
внимательно следят за ними, понимают и оценивают их действия. Любые признаки 
того, что с ними обходятся несправедливо, естественно, вызывают у солдат гнев и 
возмущение, и это настроение с быстротой огня может охватить всю часть. Однажды