работой служб тыла, и это означало, что в определенный период мы будем в 
состоянии развернуть на границах Германии мощное сражение, в котором противник 
не будет иметь никакой надежды на успех. Однако нужно было еще многое сделать, 
прежде чем мы сможем обеспечить себе такие возможности, а перенапряжение на 
наших линиях коммуникаций дошло почти до предела. На юге должны были 
встретиться войска генерала Патча и армии генерала Брэдли, а железнодорожные 
линии вверх по долине реки Роны нуждались в серьезном ремонте. На севере мы 
оказались перед лицом еще более серьезных трудностей. 

Порт Антверпен, достаточно удаленный от моря, связан с ним огромным эстуарием 
Шельды. Оборонительные сооружения, прикрывавшие подступы к Антверпену со 
стороны моря, находились в исправном состоянии, и, прежде чем мы смогли бы 
воспользоваться портом, нам нужно было выбить из них противника и очистить 
эстуарий. 

На севере наша задача состояла из трех частей. Во-первых, нам нужно было выйти 
в восточном направлении на достаточно далекие рубежи, чтобы прикрывать 
Антверпен и автомобильные и железные дороги, ведущие от района этого города к 
фронту. Во-вторых, мы должны были подавить оборону немцев между Антверпеном и 
морем. И в-третьих, я надеялся, что передовые соединения выдвинутся как можно 
дальше для овладения, если представится такая возможность, плацдармом на 
противоположном берегу Рейна, с тем чтобы затем угрожать Руру и облегчить 
организацию последующих наступательных операций. 

На фланге Монтгомери нужно было немедленно принимать решение с учетом 
осуществления этих задач. В качестве предварительного условия требовалось 
выдвинуть наши войска на восток на такое расстояние, чтобы надежно обеспечить 
прикрытие Антверпена. Это нужно было делать без промедления: пока это не было 
сделано, мы не могли приступить к осуществлению других задач. Столь же 
очевидным был тот факт, что, пока не будут очищены от противника подступы к 
Антверпену со стороны моря, порт останется бесполезным для нас. Поскольку немцы 
прочно окопались на островах Южный Бевеланд и Валхерен, то нам предстояла 
трудная и длительная операция по очищению от противника подступов к порту со 
стороны моря. И чем скорее мы приступим к делу, тем лучше. Однако оставалось 
решить вопрос: выгодно или нет, прежде чем мы возьмемся за эту тяжелую задачу, 
продолжать наше наступление в восточном направлении против все еще отходящего 
противника с целью овладеть при возможности плацдармом за Рейном. 

Когда мы рассматривали различные аспекты этого вопроса, Монтгомери неожиданно 
выступил с предложением, что, если мы окажем поддержку его 21-й группе армий 
всеми наличными средствами снабжения, он сумеет ворваться прямо в Берлин и, как 
он сказал, закончить войну. Я убежден, что фельдмаршал Монтгомери в свете 
последовавших событий согласился бы с ошибочностью этой точки зрения. Однако в 
тот момент энтузиазм Монтгомери подогревался быстрым продвижением войск в 
течение предыдущих недель, и, будучи убежденным в полной деморализации 
противника, он решительно заявил, что единственное, в чем он нуждается, - это в 
соответствующем снабжении войск, чтобы идти прямо на Берлин. 

В начале сентября, при возвращении из одной из поездок в прифронтовую полосу, я 
ушиб ногу при вынужденной посадке самолета. Захваченные внезапным штормом, мы 
были лишены возможности добраться до нашей небольшой взлетно-посадочной полосы 
возле штаб-квартиры, и единственным местом, где можно было совершить посадку, 
оказалась прибрежная полоска земли. Это был один из тех участков побережья, где 
немцы накануне нашего вторжения провели соответствующие инженерные работы и 
заминировали приливную полосу берега. В нашем положении это обстоятельство 
являлось малоутешительным, и мы старались вытащить самолету подальше от среза 
воды, чтобы приливная волна не зато пила его. Именно в это время я и вывихнул 
ногу. Мой пилот лейтенант Ундервуд помог мне преодолеть прибрежную полосу, в то 
время как сам я не спускал глаз с гладкой песчаной насыпи перед собой в надежде 
обнаружить хоть какие-нибудь признаки заложенных в песке мин. Мы вышли на 
проселочную дорогу и пустились в долгий путь по направлению к своему штабу. Мы 
едва, продвигались под проливным дождем, почти не имея надежды на попутную 
машину, поскольку дорога проходила стороной и редко использовалась нашими 
солдатами. Однако не прошло и нескольких минут, как позади нас появился джип, в 
который умудрились втиснуться восемь солдат. 

Мы остановили машину, и солдаты, сразу же узнав меня, выскочили из нее, чтобы 
помочь. Они явно были поражены встречей с командующим, ковылявшим по дороге под 
проливным дождем в таком пустынном месте. Я попросил их доставить меня в штаб, 
и они проявили трогательную заботу обо мне, буквально на руках подняв и посадив 
на переднее место рядом с водителем. Затем, боясь потревожить мою поврежденную 
ногу, солдаты втиснулись в джип и разместились позади меня. Я так и не понял, 
как они, в том числе и мой пилот, умудрились устроиться в одном джипе. 

В течение двух дней я был прикован к постели, а затем мне некоторое время 
пришлось носить гипсовую повязку на ноге. Корреспонденты заметили мое 
отсутствие в штаб-квартире и решили, что я заболел, возможно, от переутомления. 
Когда в прессе появились сообщения именно такого характера, мне пришлось 
рассказать журналистам подробности происшедшего инцидента в надежде, что моя 
жена не будет преувеличивать серьезность случившегося, ожидая от меня