прос вне сферы политических страстей, снизив таким 
образом напряженность в межпартийных отношениях. Между тем Браунелл стремился 
организовать подготовку нового законопроекта о гражданских правах (за 
восемьдесят пять лет, прошедших после Реконструкции*, ни один подобный 
законопроект не обсуждался). Эйзенхауэр поручил Браунеллу работать над этим 
законопроектом.
       
       [* Период после окончания Гражданской войны между Севером и Югом в США, 
когда в южных (уже объединенных) штатах производилась реорганизация власти и 
структур управления.]
       
       25 января на пресс-конференции Эйзенхауэра спросили, как он относится к 
проблеме расовых взаимоотношений. Он начал свой ответ с утверждения, что "эти 
проблемы не являются простыми". Затем снова повторил: "Моя преданность решениям 
Верховного суда, в особенности когда они приняты единогласно, надеюсь, является 
полной". Он сказал: "Я верю в равенство возможностей для каждого гражданина 
Соединенных Штатов, — и добавил: — ...но это не так просто, как кажется". 
Эйзенхауэр подчеркнул, что "школы нам необходимы теперь", и напомнил репортерам 
определение Верховного суда: десегрегация должна "проводиться постепенно". 
Президент считал, что сам обязан видеть "глубокие корни предрассудка и 
эмоциональности, которые развились за многие годы существования этой проблемы". 
Он хотел умеренности в вопросе расовых взаимоотношений*35.
       Однако поиск умеренности был чрезвычайно труден. Для черного населения 
слова типа "умеренно" и "постепенно" стали означать — "никогда", то есть то, 
чего хотело большинство белых южан. Насилия на почве расовых взаимоотношений, 
всегда носившие на Юге характер эпидемий, распространились еще шире, причем 
почти всегда белые нападали на черных.
       Но Эйзенхауэр и его советники считали, что черное население виновато — 
оно давит слишком сильно, желая слишком быстрых перемен, и не испытывает 
чувства благодарности. В феврале 1956 года Эйзенхауэр выразил разочарование, 
узнав о результатах голосования черного населения на выборах в Конгресс в 1954 
году. Эйзенхауэр считал, что после всего сделанного им и республиканцами для 
негров — десегрегация на военных базах и в Вашингтоне — процент голосов негров, 
отданных за республиканцев, должен быть выше. Однако этого не произошло.
       Контрнаступление Юга на решение по делу Брауна началось с энергией и 
изобретательностью. В феврале законодательные органы четырех южных штатов 
приняли жесткие резолюции, утверждающие, что решение Верховного суда по делу 
Брауна в их штатах не имеет ни силы, ни последствий. Эйзенхауэра спросили на 
пресс-конференции 29 февраля о его реакции на эту доктрину вмешательства. 
Эйзенхауэр уклонился от прямого ответа: "Вот это то, что я говорю: имеются 
соответствующие юридические средства для определения всех этих факторов". 
Посредничество он оставит судам. Он ожидал прогресса, но подчеркнул: "...сам 
Верховный суд заявил, что не ожидает немедленного воплощения революционной 
акции. Мы добьемся прогресса, и я попытаюсь рассказать им, как это надо 
сделать"*36.
       1 марта Эйзенхауэр вновь продемонстрировал свою способность действовать 
осторожно в вопросе расовых взаимоотношений. Федеральный судья приказал 
университету Алабамы зачислить студенткой Аутерин Люси; после этого 
университетские власти исключили ее на основании причины, вызывающей удивление, 
— она лгала, когда говорила, что ее не приняли раньше в университет из-за 
негритянского происхождения. Поступок властей, казалось, демонстрировал явное 
неповиновение постановлениям федерального суда, то есть именно то, чего 
Эйзенхауэр, по его многократным клятвенным заверениям, не допустит ни в коем 
случае. Однако он остался в стороне, чем укрепил уверенность южан: 
Администрация Эйзенхауэра никогда не будет способствовать принудительному 
введению интеграции.
       В начале марта южане предприняли контратаку уже не на штатном, а на 
федеральном уровне. Это произошло, когда 101 член Палаты представителей и 
Сената, представлявшие южные штаты, подписали "манифест", в котором взяли на 
себя обязательство добиться противоположного решения по делу Брауна. 14 марта 
Эйзенхауэра попросили прокомментировать этот документ. Ему удалось посмотреть 
на это дело глазами южан. "Давайте вспомним одну вещь, — сказал он, — и это 
очень важно: люди, у которых такая глубокая эмоциональная реакция на действия 
другой стороны, в течение трех предыдущих поколений не совершали никаких 
действий, нарушавших закон. Они действовали в соответствии с законом, как он 
был интерпретирован Верховным судом в деле Плесси". Решение по делу Брауна 
"было полной противоположностью" решению по делу Плесси, указал Эйзенхауэр, "и 
потребуется определенное время, чтобы приспособить их мышление и развитие к 
этому".
       А сколько времени это займет? "Я не собираюсь обсуждать это; я не могу 
сказать, сколько на это потребуется времени". Эйзенхауэр критиковал 
"экстремистов" с обеих сторон и дал такой совет: "Если и было время, когда мы 
должны были быть терпеливыми, но не благодушными, когда мы должны были 
относиться к глубоким чувствам других людей с пониманием, как к своим 
собственным, то именно такое время настало сейчас".
       Что касается манифеста, то Эйзенхауэр быстро сориентировался и указал, 
что подписавшие его "говорят о намерении использовать все юридические средства",
 что они не собираются действовать вне рамок закона, что "ни один из занимающих 
сколько-нибудь ответственное положение никогда не говорил об аннулировании", 
которое выставило бы страну "в очень плохом свете"*37.
       Эйзенхауэр надеялся, что на этом его причастность к проблеме закончится, 
но, когда 101 член Конгресса официально объявил о своем намерении изменить 
решение Верховного суда, он уже не мог так просто расстаться с ней. На 
ближайшей пресс-конференции его спрос