отив коммунистического Китая... не 
должно быть никаких половинчатых мер или акций мелкого масштаба. Военно-морские 
и военно-воздушные силы должны будут нанести удар всей своей мощью, используя 
новейшие виды вооружений и нанося удары по аэродромам и портам в 
континентальном Китае"*52.
       Пригласив к себе начальников штабов различных родов войск, он объявил им,
 что нанесение атомного удара по Китаю неизбежно повлечет за собой вступление в 
войну России; поэтому, если Соединенные Штаты будут вынуждены начинать с 
превентивного удара, нанесен он должен быть одновременно и по России, и по 
Китаю. Глядя прямо на Рэдфорда, Эйзенхауэр произнес что-то вроде: "Предположим, 
Россия побеждена. Я хочу, чтобы вы подумали над возможностью такой ситуации 
дома. Допустим, вы одержали такую победу. Что же вы будете делать с ней? Перед 
вами откроется громадное пространство от Эльбы до Владивостока... растерзанное 
и разрушенное, без правительства, без коммуникаций, просто пространство, на 
котором умирают от голода и бедствий. Я спрашиваю вас, что будет делать 
цивилизованный мир с такой ситуацией? Повторяю, победа может быть лишь в нашем 
воображении"*53.
       Кроме ведущихся в Вашингтоне общих разговоров об атомных ударах прессе 
становились известны рекомендации Объединенного комитета начальников штабов и 
Совета национальной безопасности. На пресс-конференции репортеры 
поинтересовались у Эйзенхауэра, каково его отношение к превентивной войне. Он 
ответил: "Я не верю, что такая война может быть; и, честно говоря, я бы не стал 
слушать всерьез никого, кто стал бы говорить о такой войне". На чем базировался 
такой ответ — на моральных соображениях или на военных расчетах? Эйзенхауэр 
продолжал: "Мне кажется, когда термин сам по себе является нелепым, нет 
никакого смысла вдаваться в его дальнейшее обсуждение"*54.
       Сингман Ри прилетел в Вашингтон, чтобы сообщить Эйзенхауэру: наступил 
момент для нанесения решительного удара по коммунистам. "Позвольте предупредить 
вас, — ответил Эйзенхауэр, — если война начнется, она будет ужасной. Атомная 
война разрушит цивилизацию. При наличии такого вооружения, каким мы располагаем 
сегодня, война немыслима. Если Кремль и Вашингтон когда-либо вступят в войну 
друг с другом, то о последствиях просто страшно подумать. Я даже не могу их 
себе представить"*55.
       К счастью, паника по поводу войны в Индокитае так же быстро улеглась, 
как и возникла. Китайцы не вмешались. Они не видели в этом необходимости, так 
как вьетнамцы продвигались вперед своими собственными силами, и правительство 
Ланиеля в Париже находилось в шатком положении.
       12 июня правительство Ланиеля пало при незначительном перевесе голосов: 
против — 306, за — 293. 18 июня премьер-министром Франции стал Пьер 
Мендес-Франс, который победил, потому что обещал заключить мир в Индокитае до 
20 июля. В частной беседе он сказал Смиту, прилетевшему из Женевы в Париж, что 
он, вероятно, встретится с Чжоу Эньлаем. Смит энергично настаивал не делать 
этого, подозревая, что французы могут уступить по всем пунктам. Ни он, ни 
Даллес, ни Эйзенхауэр не хотели участвовать в подготовке в Женеве соглашения о 
капитуляции. Поэтому Смит возвратился в Соединенные Штаты, а статус 
американской делегации в Женеве был понижен до положения "наблюдателя".
       Между тем Черчилль и Иден прибыли в Вашингтон; в числе обсуждавшихся с 
Эйзенхауэром вопросов — ситуация во Франции и ратификация Договора о 
Европейском оборонительном сообществе. Ланиель твердо выступал за ратификацию 
договора, а Мендес-Франс колебался. Окончательное голосование по этому вопросу 
было неизбежным. Без ЕОС невозможно было дать ход программе перевооружения 
Германии. Чтобы как-то повлиять на исход голосования во Франции и в Англии, 
Эйзенхауэр поручил Ноулэнду провести через Конгресс резолюцию, одобренную 
единогласно, которая давала полномочия Президенту принимать любые меры для 
"восстановления суверенитета Германии и оказания ей содействия с тем, чтобы она 
вносила свой вклад в поддержание мира и безопасности". Другими словами, если 
Франция и Англия не поддержат создание ЕОС, американцы помогут немцам самим 
заняться собственным перевооружением — вне рамок общеевропейской армии, но 
внутри НАТО и в качестве полноправного партнера.
       21 июля были подписаны Женевские соглашения, которые предусматривали 
прекращение военных действий, разделение Вьетнама, проведение в течение двух 
лет всеобщих выборов, запрещение ввоза новой военной техники из-за границы и в 
ту и в другую часть страны, свободное сообщение между ними и перемещение людей, 
образование трехсторонней Наблюдательной комиссии (из представителей Польши, 
Индии и Канады). Это был исход, с которым Эйзенхауэр давно смирился. В конце 
концов, он был приемлем для него, поскольку перекрывал путь продвижению 
коммунистов, а вопрос о создании СЕАТО, нового оборонительного рубежа в 
Юго-Восточной Азии, был близок к успешному завершению. В самом большом 
проигрыше оказался Хо Ши Мин.
       Несмотря на это, Эйзенхауэра и республиканцев расстроила потеря 
Северного Вьетнама, попавшего к коммунистам. Поэтому Эйзенхауэр поручил Смиту 
опубликовать заявление, в котором говорилось, что Соединенные Штаты, принимая к 
сведению соглашения, не применят военную силу, чтобы их нарушить, но и не будут 
их подписывать. Когда 21 июля на пресс-конференции Эйзенхауэр сообщил об отказе 
подписать соглашения, он подчеркнул: "Соединенные Штаты не были среди сторон, 
подписавших соглашение, и не считают себя связанными принятыми решениями". Он 
добавил, что немедленно направит послов в Лаос и Камбоджу и что он "активно 
продолжает вести переговоры... с целью скорейшего создания коллективной обороны 
в Юго-Восточной Азии"*56.
       Эйзенхауэр действительно взглянул в лицо реальности. Французы не 
собира