в Англии, — обратился он к лидерам республиканцев, — оттуда мы 
можем ударить по Советскому Союзу, используя наши бомбардировщики Б-47, а не 
Б-52". Он напомнил им о "громадной разнице" в затратах на постройку, 
эксплуатацию и ремонт этих типов самолетов*39. И ему удалось получить 
значительную часть тех средств, которые он просил для Программы по взаимному 
обеспечению безопасности, и в то же время сократить бюджет Пентагона. Именно 
это, а также сохранение без повышения уровня налогообложения — две его 
триумфальные победы. Эйзенхауэру в большей степени, чем кому-либо другому, 
принадлежит успех в решении этих вопросов.
       Для Эйзенхауэра наиболее очевидным способом сокращения расходов на 
оборону было снижение уровня напряженности в мире. Начиная с 1945 года 
Соединенные Штаты и Советский Союз выдвигали друг против друга самые страшные 
обвинения и в то же время наращивали и поддерживали вооруженные силы, которые 
предназначались для участия в битве Армагеддона*. Избрание Эйзенхауэра 
президентом и смерть Сталина создали возможность открыть новую главу в 
отношениях двух стран. Наследовавший пост Сталина Маленков немедленно ухватился 
за этот шанс. 15 марта он заявил, что между двумя странами не существует такого 
спорного вопроса, который "нельзя было бы решить мирными средствами на основе 
взаимопонимания". После этого советская пропагандистская машина заработала на 
полную мощность, организуя "мирное наступление". Эйзенхауэр должен был ответить.
 Чутье подсказало ему, что это сделать необходимо, поскольку он только что 
прочел доклад ЦРУ о реакции в мире на советские шаги. "Мне начинает казаться, — 
сказал он Даллесу, — что если я должен произнести речь по этому поводу, то мне 
надо сделать это быстро". Даллес возражал — он не верил ни одному слову 
Маленкова, — но Эйзенхауэр настоял*40.
       
       [* Сражение, о котором упоминается в Библии. В переносном смысле — 
решающая битва между добром и злом.]
       
       В конце марта Эйзенхауэр встретился с Хьюзом в Овальном кабинете. После 
того как разговор некоторое время блуждал вокруг рутинных вопросов, Эйзенхауэр 
"стал говорить с видом человека, мысли которого... быстро двигались к 
заключению".
       Хьюз живо вспоминал всю эту сцену — голова Эйзенхауэра "по-военному 
высоко поднята", его "сильный рот плотно сжат, челюсти сомкнуты — в его голубых 
глазах решительный блеск". Эйзенхауэр "резко приблизился" к Хьюзу и вымолвил: 
"Теперь я вот что скажу. Реактивный самолет, который ревет над вашей головой, 
стоит три четверти миллиона долларов. Это больше денег, чем один человек... 
собирается заработать за всю жизнь. Какая система может позволить себе 
допускать такое в течение длительного времени? Мы ведем гонку вооружений. Куда 
она нас заведет? В худшем случае к атомной войне. В лучшем — к отнятию у 
каждого народа и нации на земле плодов их собственного тяжелого труда".
       Эйзенхауэр признался, что желал бы использовать ресурсы мира для того, 
чтобы было больше хлеба, масла, одежды, домов, больниц, школ, "всех товаров, 
необходимых для достойной жизни", а не для производства большего числа пушек. 
Чтобы помочь воплотить эту идею в жизнь, он хотел выступить с речью, в которой 
не содержалось бы стандартных обвинений в адрес Советского Союза. "Прошлое 
говорит само за себя, а я заинтересован в будущем. Теперь и у них, и у нас в 
правительстве — новые люди. Открыта чистая страница. Давайте начнем 
разговаривать друг с другом. И давайте говорить то, что мы должны сказать, и 
сказать так, чтобы каждый человек на земле смог это понять".
       Хьюз намекнул на необходимость быть осторожным. Он сообщил, что 
разговаривал с Даллесом относительно реакции Соединенных Штатов на возможное 
согласие коммунистов на перемирие. И Даллес в этом случае испытал бы сожаление, 
потому что "не думает, что мы получим много в случае урегулирования корейского 
вопроса, пока не продемонстрируем перед всей Азией наше подавляющее 
превосходство и не нанесем китайцам сокрушительного удара".
       Эйзенхауэр покрутил головой и уставился на Хьюза. Затем произнес: 
"Прекрасно, если господин Даллес и все его высокоумные советники действительно 
считают, что они не могут серьезно говорить о мире, тогда я нахожусь не на 
своем месте. Но если война — это то, о чем мы должны говорить, то я знаю людей, 
которые дадут мне совет, но они находятся не в Государственном департаменте. 
Теперь мы или прекратим все эти разглагольствования и сделаем серьезное 
предложение о мире, или поставим на всем этом точку"*41.
       Эйзенхауэр поручил Хьюзу и Ч. Д. Джэксону заняться подготовкой его речи 
о мире. Он внимательно вчитывался в различные варианты речи, шлифовал каждое 
слово и вставлял яркие и образные фразы. В течение последующих двух недель 
работа над речью велась очень интенсивно.
       16 апреля 1953 года Эйзенхауэр отправился на заседание Американского 
общества редакторов газет, проходившее в отеле "Статлер" в Вашингтоне, чтобы 
произнести самую лучшую речь за все время своего пребывания на посту президента.
 Он назвал ее "Шанс для мира". Поскольку в какой-то степени речь эта была 
ответом на советское мирное наступление, то она была образной, красноречивой, 
но и пропагандистской. Эйзенхауэр приветствовал последние советские заявления о 
необходимости достижения мира и сказал, что он поверил бы в их искренность, 
если бы они были подкреплены делами. К таким конкретным делам он отнес 
освобождение военнопленных, удерживаемых с 1945 года, подписание Советами 
договора с Австрией, заключение "почетного перемирия" в Корее, Индокитае и 
Малайе, договор о свободной и объединенной Германии и "полную независимость 
народов Восточной Европы".
       В ответ на такие действия русских Эйзенхауэр был готов заключить 
соглашение об ограничении вооружений и согласиться с международным контролем за 
производством атомной энергии с целью "обеспечить запрет атомного оружия". 
"Осуществление этих мер будет находиться под наб