| |
Было ли быстрое восстановление экономики результатом политики Администрации или
простым везением, в основе которого была присущая американской экономике сила,
осталось неясным. Во всяком случае, республиканцам удалось избежать депрессии,
похоронив по крайней мере часть страхов, так широко распространившихся после
1929 года, когда понятие "республиканская администрация" ассоциировалось с
высоким уровнем безработицы и беззаботным правительством. В области экономики
Эйзенхауэр был близок к достижению своих основных целей: сбалансированному
бюджету, нулевой инфляции, сокращению налогов, систематическому росту валового
национального продукта и низкому уровню безработицы.
Ни в коем случае нельзя считать, что его отношения с Конгрессом были
безоблачными. Попытка подорвать влияние Маккарти, игнорируя его, не удалась.
Имя Маккарти по-прежнему доминировало в газетных заголовках и звучало на
пресс-конференциях в Белом доме. Эта ситуация вызывала у Эйзенхауэра
неподдельное беспокойство; в меру своего понимания и чувств он осуждал средства
массовой информации. Он сказал Биллу Робинсону: "В данном случае перед нами
личность, которая своей известностью и влиянием на современную политическую
жизнь целиком обязана средствам массовой информации Америки"; Эйзенхауэр
жаловался, что "теперь эти же самые средства массовой информации ищут
кого-нибудь, кто мог бы свалить их собственного ставленника"*2. Он хотел, чтобы
пресса была составной частью его команды, работала вместе с ним на благо страны
так же, как она была рядом с ним во время войны.
Рассуждая реалистично, Эйзенхауэр ждал от прессы как минимум объективной
информации. В конце января в Белый дом на уик-энд приехал Эллис Слейтер. За
завтраком в воскресенье оба государственных деятеля просматривали газеты.
Слейтер записал в дневнике: Эйзенхауэр "заметил, что после двенадцати лет
общественной жизни, когда он имел возможность знать всю подноготную событий,
описываемых в новостях, он почти пришел к выводу, что по любому вопросу
журналисту практически невозможно получить объективную исходную информацию" *3.
Типичным примером было дело министра армии Роберта Т. Стивенса, который
"сдался" Маккарти. Начало этого инцидента связано с различными расследованиями,
проводившимися Маккарти, о проникновении коммунистов в армию, в результате
которых было обнаружено, что призванный в армию зубной врач д-р Ирвинг Пересс
является "коммунистом по пятой поправке" к Конституции. И хотя Пересс отказался
подписать обязательство соблюдать лояльность или отвечать на вопросы Маккарти
на слушаниях, он был повышен в чине (это было требованием закона о призыве
врачей в армию) и уволен в отставку с почетом. Маккарти пришел в ярость и
вызвал для дачи показаний генерала Ральфа Цвикера, начальника форта Килмер.
Почти весь февраль во внутренних новостях доминировал единственный вопрос,
заданный Маккарти Цвикеру: "Кто отдал приказ о повышении в звании Пересса?"
Цвикер заявил, что ничего об этом не знает. Маккарти запугивал Цвикера,
разговаривая с ним в надменно-грубой форме — мол, у генерала "мозги хуже, чем у
пятилетнего ребенка", и "он не подходит" для своей формы. После этого Стивене
приказал Цвикеру больше на вопросы не отвечать. Тогда Маккарти вызвал Стивенса
на заседание комитета для дачи, показаний. 24 февраля Стивене и Маккарти
оказались вместе на ленче в сенатском офисе Эверетта Дирксена. И там Маккарти
пообещал Стивенсу прекратить оскорбления свидетелей в обмен на его разрешение
продолжить дачу Цвикером устных показаний и публикацию "фамилий всех, кто был
причастен к повышению в должности Пересса и его почетному увольнению из армии"
*4.
Когда Стивене и Маккарти появились вместе, репортеры и фотографы уже
ждали их. Маккарти объявил, что Стивене и его подчиненные продолжат свое
участие в слушаниях. Маккарти даже не упомянул, как он, в свою очередь, обещал
вести себя, а Стивене не подумал указать на это обстоятельство прессе.
Когда газеты раструбили всю эту историю, Эйзенхауэр и его Администрация
сдались. В газете "Нью-Йорк Таймс" статья была опубликована под заголовком:
"Стивене склоняется перед Маккарти по приказанию Администрации. Он сообщит
дополнительные данные по делу Пересса". Эйзенхауэр, возвратившись из поездки в
Калифорнию, где он выступал с речами, был "очень рассержен и сыт по горло".
Хэгерти отметил в своем дневнике: "Это его армия, и ему совсем не нравится
тактика Маккарти". Эйзенхауэр поклялся: "Этот парень, Маккарти, попадет с этой
историей в серьезную неприятность. Я не намерен отнестись к ней спустя рукава...
Он полон амбиций. Он хочет быть президентом. Но он ни при каких
обстоятельствах не окажется на этом месте, если мои слова что-либо значат" *5.
За кулисами событий Эйзенхауэр встретился с Дирксеном и сенатором Карлом
Мундтом, добиваясь от них обещания заставить Джо вести себя должным образом.
Однако куда большее значение имел его телефонный звонок Браунеллу. Тема
разговора — право комитета Конгресса рассылать судебные повестки, обязывающие
являться для дачи показаний. "Я полагаю, что президент может отказаться
исполнить это требование, — сказал Эйзенхауэр, — но когда дело касается
нижестоящих сотрудников офиса, я не знаю, какой дать ответ. Мне нужна короткая
памятная записка по прецеденту, чтобы знать, как поступать в подобном случае"
*6. После этого Эйзенхауэр подготовил основу единственной серьезной акции
против Маккарти — запрет доступа к персоналу и документам исполнительной власти.
3 марта на пресс-конференции Эйзенхауэр зачитал заранее подготовленное
заявление. Он сказал, что в деле Пересса армия допустила "серьезные ошибки",
что она корректирует свои процедуры и что Стивенс пользуется полным его
доверием. Затем он порассуждал о маккартизме ("противодействуя коммунизму, мы
нанесем поражение самим себе, если будем использовать методы, не
соответствующие американскому чувству справедливости"), об армии ("армия
|
|
