послом в Англию. Это было понижением и ссылкой. Если бы Вышинский пробыл на 
посту министра подольше, он бы вообще убрал Громыко с дипломатической службы.
 Когда Андрей Андреевич приехал в Лондон, резидент внешней разведки 
министерства госбезопасности, выяснив по своим каналам, что новый посол не в 
фаворе, отправил на него телегу в Москву. Громыко пришлось писать объяснение на 
имя Сталина. Все это могло поставить крест на его дипломатической карьере.
 Смерть вождя все изменила. Седьмого марта Вышинский был освобожден от 
должности министра «в связи с реорганизацией правительства». Обижать Андрея 
Януарьевича не хотели. Его утвердили постоянным представителем в Организации 
Объединенных Наций и — чтобы подчеркнуть его высокий статус — сделали первым 
заместителем министра.
 Министерство иностранных дел вновь возглавил Молотов.
 Вячеслав Михайлович немедленно отозвал своего любимца Громыко из Лондона. В 
апреле пятьдесят третьего тот занял прежнюю должность первого заместителя 
министра.
 «Эльяшив коснулся вопроса о еврейской иммиграции в Израиль, — записал Громыко 
в отчете о беседе с израильским посланником, — и высказал пожелание, чтобы 
Советское правительство пошло навстречу просьбам евреев — граждан СССР о 
разрешении им выезда в Израиль.
 Я с самого начала отвел этот вопрос и заявил, что мне не совсем ясно, почему 
посланник ставит на обсуждение вопрос, относящийся к советским гражданам. Я 
указал далее, что не вижу оснований для того, чтобы обсуждать данный вопрос с 
пользой для дела».
 Громыко отказывался обсуждать этот вопрос все последующие тридцать лет…
 Когда в Израиль вернулись советские дипломаты, посланником утвердили 
Александра Никитича Абрамова. Второго декабря пятьдесят третьего его принял 
министр иностранных дел Моше Шаретт. Он говорил по-русски, доверительно сообщил,
 что премьер-министр Бен-Гурион окончательно подал в отставку. Шаретт еще сам 
не знал, что именно ему предстоит возглавить правительство.
 Абрамов попросил Шаретта назначить церемонию вручения верительных грамот рано 
утром или поздно вечером. Посольство оставалось в Тель-Авиве, а грамоты 
вручались в Иерусалиме, где располагалось правительство, и надо было проделать 
семьдесят километров в одну сторону. А проехать сто сорок километров при 
сильнейшей жаре в советском парадном мундире, рассчитанном на страны умеренного 
климата, невозможно. Кондиционеры в машины еще не ставили.
 Посольства в Москве и в Тель-Авиве приступили к исполнению своих обязанностей, 
но дипломатия была довольно относительная. Директор экономического отдела МИД 
Израиля в разговоре с советским посланником сказал, что хотел бы развивать 
торговые отношения между двумя странами, и поинтересовался, в каких 
промышленных товарах нуждается Советский Союз.
 Посланник вместо конкретного ответа «посоветовал ему прочесть решения 
сентябрьского пленума ЦК КПСС и постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР в 
связи с этими решениями». Об этом Абрамов, довольный собой, сообщил в Москву…
 Резидентом внешней разведки в Тель-Авив поехал Яков Прокофьевич Медяник. Он 
работал под крышей первого секретаря посольства. Со временем Медяник стал 
генералом и заместителем начальника первого главного управления КГБ, ведал всей 
разведывательной работой на Ближнем и Среднем Востоке.
 Тридцатого декабря пятьдесят третьего года израильский посланник Эльяшив 
доложил в Израиль о первых впечатлениях от пребывания в Москве. Он закончил 
письмо словами:

 «В газетах больше не найдешь вещей, обижающих евреев. Также не встретишь 
сообщений из Израиля или высказываний об Израиле в той форме, в какой это было 
ранее. Не ручаюсь за будущее, но отмечаю факт, что такого до этого не было…»

 Тем временем в советской дипломатии происходили незаметные перемены. Москва 
стала проявлять осторожный интерес к развивающимся странам, которые, в свою 
очередь, подавали сигналы о готовности развивать отношения. Израильские 
политики, не верившие в возможность сближения арабского мира и Советского Союза,
 были разочарованы.
 Первого февраля пятьдесят четвертого года назначенный посланником в Египте 
Даниил Семенович Солод сообщил в Москву, что его коллега — посланник Египта в 
Советском Союзе Азиз аль-Масри — поднял вопрос о продаже Египту советского 
оружия. Причем аль-Масри сослался на мнение заместителя премьер-министра Египта 
подполковника Гамаля Абд-аль Насера.
 Опытный Солод, не имея инструкций, уклонился от в высшей степени деликатного 
разговора об оружии.
 С египетским посланником в Москве Азизом аль-Масри вышел конфуз.
 Двадцать восьмого сентября пятьдесят четвертого года отдел культуры и науки ЦК 
КПСС доложил руководству партии:
 «В № 7 журнала „Вопросы истории“ за 1954 г. опубликована статья А. М. Некрича 
„Англо-германские противоречия по колониальному вопросу перед Второй мировой 
войной“. В указанной статье автор, говоря о подрывной деятельности гитлеровской 
Германии в тот период в странах Востока, упоминает о том, что в числе 
германских платных агентов был начальник египетского генерального штаба генерал 
Азиз-Али Мысри паша…
 Как известно, в настоящее время Азиз-Али Мысри паша под именем А. аль Масри 
занимает пост посла Египта в СССР».
 Советских руководителей не смутил сам факт пребывания в Москве в роли посла 
платного агента нацистов. Попросить египтян отозвать дипломата — такой вопрос