туризм в Советском Союзе страдает от недостатка средств, государство занято 
послевоенным восстановлением и не имеет свободных денег для развития туризма. 
Но пройдет время, и ситуация изменится.
 Шаретт понял, что разговор зашел в тупик. Ему не удалось продвинуться ни на 
шаг.
 — Чтобы поставить все точки над «i» и разъяснить нашу позицию по этому вопросу,
 мы хотели бы когда-нибудь встретиться со Сталиным.
 — Товарищ Сталин прекрасно понимает эту проблему, — отчеканил Вышинский, 
отметая предположение о том, что вождь может чего-то не знать.
 Шаретт все же попытался на прощанье еще раз сказать о еврейской эмиграции:
 — Нам ясно, что очень многие советские евреи считают себя плотью от плоти 
советского строя и даже не думают о том, чтобы покинуть Советский Союз. Но, 
возможно, немало и таких, кто выбрал бы репатриацию в Израиль, если бы им 
предоставили такую возможность.
 Вышинский вновь повторил:
 — Никто такого желания не выражает.
 — Это потому, что нет возможности, — напомнил Шаретт.
 — Никто не обращается за визой, — хладнокровно сказал Вышинский, — и нам не 
известно о ком-либо, кто хотел бы уехать. Желание покинуть Советский Союз 
вообще не может возникнуть, потому что евреи — часть советского общества. Если 
бы приехали и посмотрели, убедились бы сами.
 Вышинский сказал это для красного словца. Но Шаретт поймал его на слове:
 — Я, вообще говоря, и хотел бы просить разрешения приехать в Советский Союз.
 Вышинский смутился, поняв, что сказал что-то лишнее, но тут же поправился и 
сказал:
 — Я всегда рад вас видеть.
 Считать это официальным приглашением было нельзя. Но расстались министры 
вполне дружески.
 Запись беседы получили и в израильской миссии в Москве.
 Первого февраля израильский посланник в Советском Союзе Эльяшив откровенно 
изложил Шертоку свое мнение:

 «Внимательно ознакомился с содержанием твоей беседы с Вышинским…
 Мне кажется, что с твоей стороны было ошибкой пойти на эту встречу не одному. 
Вышинский пришел один, что совершенно не в их обычае. То есть он был готов на 
свободную беседу с тобой, и, возможно, само появление постороннего человека, 
участие которого в беседе было ему непонятно, привело его в еще большее 
раздражение и одновременно предоставило аудиторию для публичной речи.
 Мне трудно себе представить Вышинского, выходящего из себя, когда вы сидите 
друг против друга без посторонних глаз…»

 Эльяшив писал, что его смутило поведение израильской делегации на Генеральной 
Ассамблее ООН. Он считал, что «произошел серьезный отход от линии на 
неприсоединение».
 Посланник в Москве доказывал своему министру:

 «Если серьезно рассчитывать получить что-либо от СССР в области репатриации и 
если проблема советских евреев для нас действительно так важна, мы должны 
считаться с интересами стороны, от которой зависит решение этой проблемы.
 Нельзя забывать, что мы просим о решении, идущем вразрез со всей здешней 
реальностью. Оно в корне противоречит всей жесткой практике герметически 
закрытых границ. У нас нет ни малейших оснований надеяться, что они пойдут 
наперекор собственным представлениям, если, со своей стороны, мы будем 
выглядеть в их глазах составной частью враждебного им лагеря…
 В конце концов, даже на этой сессии, при всем своем заигрывании с арабами, 
русские не предпринимали действий против нас, а по нашему вопросу они не 
голосовали вместе с арабскими странами…
 Я прихожу к однозначному выводу: советские евреи безгранично чувствительны ко 
всему, что касается нашей политики, они действительно очень опасаются того, что 
Израиль окажется в одном лагере с врагами их родины. Эти люди преданы своей 
родине не меньше, чем евреи в других странах — своей…
 Они просто молятся, чтобы Израиль не представал в глазах Советского Союза 
врагом, они опасаются каждого нашего движения, каждого голосования, они вдвойне 
и втройне страдают каждый раз, когда видят в газете статью или заметку о 
какой-то нашей недружественной акции…
 Здесь, конечно, можно ответить так: еврейство диаспоры не отвечает за политику 
Израиля, а Израиль определяет свою политику в соответствии со своими 
потребностями и интересами. Однако такая постановка вопроса и применительно к 
другим местам отдает догматизмом, а применительно к стране, где я нахожусь, она 
просто оторвана от жизни. Здесь действуют совершенно иные эмоциональные и 
рассудочные категории, чем в любом другом месте…»

 Двадцать третьего февраля пятьдесят второго года первый заместитель министра 
иностранных дел СССР Громыко отправил записку вождю:

 «Товарищу Сталину И. В.
 8 декабря 1951 г. посланник Израиля в СССР Эльяшив по поручению своего 
правительства сделал в МИД СССР заявление, в котором… правительство Израиля 
ставит перед советским правительством вопрос о разрешении выезда евреев из СССР 
в Израиль…