сорок восьмого года Жемчужину лишили работы и перевели в резерв министерства 
легкой промышленности. В министерстве госбезопасности на нее завели новое дело.
 Двадцать девятого декабря сорок восьмого года на политбюро о ходе дела 
докладывали министр госбезопасности Виктор Абакумов и заместитель председателя 
Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Шкирятов.
 Политбюро постановило:

 «1. Проверкой Комиссии Партийного Контроля установлено, что П. С. Жемчужина в 
течение длительного времени поддерживала связь и близкие отношения с еврейскими 
националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в 
шпионаже; участвовала в похоронах руководителя еврейских националистов Михоэлса 
и своим разговором об обстоятельствах его смерти с еврейским националистом 
Зускиным (народный артист РСФСР, лауреат сталинской премии Вениамин Львович 
Зускин играл в Государственном еврейском театре, в пятьдесят втором году его 
расстреляли. — Авт.) дала повод враждебным лицам к распространению 
антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса; участвовала в 
религиозном обряде в Московской синагоге.
 2. Несмотря на сделанные П. С. Жемчужиной в 1939 году Центральным Комитетом 
ВКП(б) предупреждения по поводу проявленной ею неразборчивости в своих 
отношениях с лицами, не заслуживающими политического доверия, она нарушила это 
решение партии и в дальнейшем продолжала вести себя политически недостойно.
 В связи с изложенным — исключить Жемчужину П. С. из членов ВКП(б)».

 Все это произносилось в присутствии Молотова. Он не посмел и слова сказать в 
ее защиту, но при голосовании позволил себе воздержаться. Этот естественный, но 
в те времена мужественный поступок (некоторые другие партийные лидеры, 
обезумевшие от страха, просили дать им возможность своими руками уничтожить 
своих родственников, объявленных врагами народа) ему потом тоже поставят в вину.

 Сталин сказал Молотову:
 — Тебе нужно разойтись с женой.
 Молотов всю жизнь преданно любил Полину Семеновну. Когда он куда-то ездил, то 
всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Вячеслав Михайлович вернулся 
домой и пересказал жене разговор со Сталиным. Полина Семеновна твердо сказала:
 — Раз это нужно для партии, значит, мы разойдемся.
 Характера ей тоже было не занимать.
 Она собрала вещи и переехала к родственнице — это был как бы развод с 
Молотовым.
 Двадцатого января сорок девятого года Вячеслав Михайлович, пытаясь спастись, 
написал Сталину покаянное письмо:

 «При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П. С. Жемчужиной я 
воздержался, что признаю политически ошибочным.
 Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое 
отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию 
коммунистической партийности.
 Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого 
мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими 
националистами, вроде Михоэлса».

 Письмо Молотова — это предел человеческого унижения, до которого доводила 
человека система. Самые простые человеческие чувства, как любовь к жене и 
желание ее защитить, рассматривались как тяжкое политическое преступление.
 Через неделю, двадцать шестого января, Жемчужину арестовали. Членам ЦК 
разослали материалы из ее дела. Там было много гнусных подробностей, 
придуманных следователями с явным желанием представить Молотова в незавидном 
свете, выставить его на посмешище. В материалах министерства госбезопасности 
утверждалось, что Жемчужина была неверна мужу, и даже назывались имена ее 
мнимых любовников.
 Когда в пятьдесят третьем году судили Берию и его подельников, следователи 
нашли людей, из которых выбивали показания на Полину Жемчужину. Одного 
арестованного, бывшего директора научно-исследовательского института, просто 
пытали. Руководил этим тогдашний первый заместитель Берии комиссар 
госбезопасности 3-го ранга Всеволод Меркулов. Этот арестованный выжил и в 
пятьдесят третьем году рассказал, что с ним вытворяли Меркулов и следователи:

 «С первого же дня ареста меня нещадно избивали по три-четыре раза в день и 
даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я 
терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводило в 
чувство и снова били. Потом перевязывали в амбулатории, бросали в карцер и на 
следующий день снова избивали…
 От меня требовали, чтобы я сознался в том, что я сожительствовал с гражданкой 
Жемчужиной и что я шпион. Я не мог оклеветать женщину, ибо это ложь и, кроме 
того, я импотент с рождения. Шпионской деятельностью я никогда не занимался. 
Мне говорили, чтобы я только написал маленькое заявление на имя наркома, что я 
себя в этом признаю виновным, а факты мне они сами подскажут…»

 Генеральный секретарь ЦК компартии Израиля Самуил Микунис в пятьдесят пятом 
году встретил Молотова в Центральной клинической больнице и возмущенно спросил:
 — Как же вы, член политбюро, позволили арестовать вашу жену?