циркулярные письма.
   Тогда ведь радио не было, телефонная и почтовая связь  (в  особенности  с
периферией) сильно хромала. Циркуляры писали почти по каждому  злободневному
вопросу: о работе посевкомов, о проведении  сплава  леса,  о  помощи  семьям
красноармейцев в засеве их полей, о подготовительной кампании и ходе выборов
в Городской и Сормовский Советы, о ходе посевной  и  уборочной  кампаний,  о
привлечении крестьян для работы в РКИ, о помощи огородным коммунам рабочих и
т.п. Составление  циркуляров  требовало  уйму  времени;  писали  мы  главным
образом по вечерам, а то и ночью.
   Тысячи забот сваливались на наши головы буквально каждый день, с утра  до
ночи - то в губкоме, то в районах, на заводах, на  собраниях,  на  различных
заседаниях.
   В филармонии я бывал, но не на  концертах:  обычно  там  проходили  общие
собрания коммунистов Городского района. Доводилось бывать и в  драматическом
театре, но  не  на  спектаклях:  там  проводились  более  крупные  собрания,
губернского, так сказать, масштаба - съезды, конференции.
   Чем же мы занимались в те редкие вечера, когда не было никаких  заседаний
и собраний? Конечно же работой: писали  статьи  в  "Нижегородскую  коммуну",
обдумывали планы и тезисы  предстоящих  докладов  и  выступлений.  Проводили
беседы с кем-нибудь из приезжавших в Нижний уездных работников. Часок-другой
вырывали на чтение.
   Пожалуй, здесь уместно рассказать, как вообще мы жили в те годы, как  был
организован наш быт.
   Глава 11
   ПРИЕЗД АШХЕН
   Примерно через месяц после приезда в Нижний мне дали комнату  в  квартире
бывшего нижегородского  губернатора,  где  к  тому  времени  жили  еще  пять
работников губкома и губисполкома, занимавшие по комнате. Только у секретаря
губисполкома Троицкого, имевшего троих детей, было две комнаты.
   Должен сказать, что, несмотря на тесноту, у  нас  ни  разу  не  возникало
никаких конфликтов. Объяснялось это, видимо, тем, что каждый занимался своим
делом. Мы много работали, жили  дружно.  Да  и  женщины  подобрались  у  нас
достаточно культурные и выдержанные. Они жили нашими общими интересами: в их
лице мы имели подлинных друзей, товарищей.
   Вкоре я вызвал с Кавказа Ашхен. Мы давно любили друг друга  и  собирались
пожениться. Она приехала вместе со своим младшим братом Гаем, который  тогда
еще не окончил гимназию. По моему совету он поступил работать на  Сормовский
завод, а через год начал учиться в Свердловском университете в Москве.
   Оба они устроились в моей комнате: отделили ширмой кровать для  Ашхен,  а
Гай занял кушетку. Комната - узкая и длинная, с одним окном.  Но  главное  -
теплая, а для нас, южан, не привыкших к холодам, это было большим  счастьем.
К тому же у нас не  было  никаких  хлопот  с  отоплением,  потому  что  наша
голландская печка топилась из соседней комнаты.  С  приездом  Ашхен  комната
приобрела более жилой вид, стало по-домашнему уютно.
   Вспоминаю, как обсуждали мы тогда с Ашхен вопрос о нашей женитьбе.  Время
было неспокойное, назревали революционные события в Германии:  поговаривали,
что скоро  туда  начнут  посылать  наших  партийных  работников  для  помощи
немецким товарищам, и я по молодости был уверен, что буду среди них. В  этих
условиях мне не хотелось связывать браком ни Ашхен, ни себя. Ведь кто  знал,
как сложится жизнь. Мало ли что могло случиться со мной!  Поэтому  решили  с
оформлением брака немного обождать.
   Но Ашхен надо было работать. Я посоветовал ей сходить в райком  партии  и
попроситься на работу. Убедившись, что Ашхен - грамотная и толковая женщина,
товарищи дали ей работу в аппарате.
   Так мы прожили примерно до весны. Когда же стало ясно, что  ехать  никуда
мне пока не придется, вновь возник вопрос о нашей женитьбе. В те времена еще
не было ныне существующих общепринятых правил регистрации  браков.  И  перед
нами возник вопрос: будем ли мы  как-то  "регистрировать"  наши  супружеские
отношения? Если будем, то как быть, например, если мы  вдруг  разлюбим  друг
друга? Ведь тогда нам придется рассказывать о своих сугубо личных чувствах и
отношениях совсем посторонним людям. По тем временам такие рассуждения  были
вполне понятны и объяснимы.
   Я был против  регистрации,  Ашхен  согласилась  со  мной.  Просто  решили
объявить своим родным, друзьям и товарищам, что  мы  муж  и  жена.  В  таких
отношениях мы и оставались всю нашу жизнь вместе.
   Вскоре Гай переехал в заводское общежитие.
   Наш семейный быт наконец-то начал налаживаться.
   Мы прожили с Ашхен более сорока лет,  до  конца  ее  жизни,  оборвавшейся
осенью 1962 г. Не помню случая, когда бы мы с  ней  крупно  поссорились  или
повысили голос друг на друга. Все вопросы мы обсуждали  и  решали  спокойно,
относясь друг к другу с большим уважением и любовью.
   Лишь один случай не могу забыть до сих пор.
   Как-то ночью я вернулся из  Сормова,  где  проводил  партийное  собрание.
Очень устал, был голоден. Обычно Ашхен,  приготовив  для  меня  ужин,  ждала
моего возвращения. Так было и на этот раз. Я сел за стол. Ашхен подала,  как
помню, в глиняном  горшочке  пшенную  кашу,  которая  показалась  мне  очень
невкусной и сильно подгоревшей. В другой раз это прошло бы незамеченным.  Но
тут я совершенно неожиданно вспылил: "Что это ты мне дала? Это же не каша, а
какой-то каменный песок, о который все зубы сломать можно!"
   Ашхен с удивлением посмотрела на меня и, не  чувствуя  за  собой  никакой