Был теплый весенний день 26 апреля, деревья уже покрылись листвой.
   Ефремов  прочитал   приказ   Левандовского.   Он   был   очень   кратким.
Приказывалось прорваться в Баку, закрепиться на бакинских нефтепромыслах  и,
опираясь на  поддержку  рабочих  отрядов,  охранять  промыслы  от  возможных
поджогов до подхода основных сил 11-й армии.
   Ночь на 27 апреля. Погода стояла теплая, тихая, ярко светила луна.
   Красноармейцы заняли свои места в вагонах. Мы с Ефремовым  находились  на
орудийной площадке бронепоезда. Впереди поезда была прицеплена платформа, на
которой  стояли  два  заранее  проинструктированных  красноармейца.  Ефремов
держал часы в руках и ровно  в  ноль  часов  десять  минут  приказал  начать
движение.
   Въехали на  мост,  подходим  к  азербайджанскому  посту.  Там  ничего  не
понимают. "Что происходит?" - спрашивают. "Едем в Баку. Хотите,  поедемте  с
нами", - отвечаем им.
   Тем  временем  два  красноармейца  соскочили  с  передней   платформы   и
перерезали телефонные и телеграфные провода, идущие от караульного помещения
к станции Ялома. Бронепоезд пошел вперед.
   Когда уже рассвело и наступил день, мы с движущегося поезда  видели,  как
по обеим сторонам железнодорожного полотна крестьяне обрабатывают свои поля,
пашут, сеют. Поезд наш шел с поднятым красным  стягом.  Крестьяне  неизменно
приветствовали нас возгласами и поднятием рук. Мы восклицали  в  ответ:  "Да
здравствует  Советский   Азербайджан!",   "Да   здравствует   дружба   между
азербайджанским и русским народами!"
   У станции Худат дал о себе знать мусаватский блиндированный поезд.  Из-за
холма он открыл огонь по нашему бронепоезду, но стрелял неметко - не было ни
одного попадания. Мы не отвечали: цели не было  видно,  расходовать  снаряды
понапрасну не хотели.
   Когда мы подъехали к Баладжарам,  уже  стемнело.  По  нашему  поезду  был
открыт артиллерийский огонь. Ефремов приказал десантному отряду высадиться и
продвигаться вдоль железной дороги по обеим  сторонам  бронепоезда.  Впереди
поезда шли несколько красноармейцев и проверяли,  не  заминирован  ли  путь.
Поезд шел медленно и только в полночь прибыл в Баладжары.
   Ночью из Баку мне позвонил Камо и сообщил, что наши  товарищи  предложили
азербайджанскому правительству под  угрозой  восстания  мирно  сдать  власть
коммунистам. Те, видя боевое настроение бакинских рабочих, а также  узнав  о
занятии Баладжар нашим бронепоездом и общем подходе  частей  Красной  Армии,
решили выполнить это требование.
   В  ночь  на  28  апреля  они  освободили  из  тюрьмы  всех   арестованных
большевиков и сдали власть.
   К 6 часам утра 28 апреля наш бронепоезд благополучно прибыл на  Бакинский
вокзал. Встречал нас Камо. Вместе с  ним  поехали  на  автомашине  к  зданию
азербайджанского  парламента,  где  уже  несколько  часов   заседали   члены
Военно-революционного комитета и ЦК Компартии Азербайджана.

   Мы появились в Баку, когда старой,  буржуазной  власти  уже  не  было,  а
новая,  Советская  власть  еще  не  установилась.  Поэтому  на  улицах   нам
встречались полицейские, которые продолжали нести свою службу, не зная  еще,
что власть в городе переменилась. На рассвете открывались  лавки,  казалось,
жизнь идет своим чередом.
   Местная  Красная  гвардия  взяла  на   себя   охрану   нефтепромыслов   и
нефтескладов, а также заботу о поддержании в  городе  необходимого  порядка.
Для этого она располагала оружием, нелегально  накопленным  здесь  ранее,  а
также присланным с Туркестанского фронта по распоряжению Фрунзе.
   В ночь на 29 апреля 1920 г. состоялось провозглашение Советской власти  в
Азербайджане во главе  с  временным  правительством  -  Военно-революционным
комитетом и его председателем Н.Наримановым.
   30 апреля в Баку начали входить части 11-й армии. До этого в течение двух
дней наш бронепоезд "III Интернационал" был единственной воинской  частью  в
Баку.
   В   город   прибыли   Орджоникидзе,   Киров,   Левандовский,   Механошин.
Орджоникидзе вручил Ефремову орден боевого Красного Знамени.
   Всего два-три дня, проведенных вместе с Ефремовым, оставили глубокий след
в моем сознании. Бывают в борьбе, в жизни такие моменты, когда за  несколько
дней узнаешь человека лучше, чем иногда за много лет  совместной  работы.  Я
проникся глубоким уважением и товарищеской любовью к этому ранее незнакомому
мне человеку,  обаятельному  в  обращении  с  людьми,  бесстрашному  в  бою,
спокойному  и  решительному,  внушающему  к   себе   доверие   товарищей   и
подчиненных.
   В последующем  Михаил  Григорьевич  Ефремов  стал  командующим  Орловским
военным округом. Затем был репрессирован, еще перед войной, прямо из  тюрьмы
вернулся в строй  (каким-то  чудом  Сталин  внял  блестящей  характеристике,
которую я  дал  Ефремову  при  зачтении  Сталиным  его  письма  из  тюрьмы).
Командовал армией. Погиб при организации прорыва вражеского фронта на западе
от Москвы. В Вязьме ему поставлен памятник.

   Наступило 1 Мая. Основная масса пехоты в это время  входила  в  город.  С
раннего утра по улицам шли колонны красноармейцев, утомленных,  в  пыли,  но
радостных, воодушевленных. Со всех районов, с промыслов, с заводов рабочие с
семьями заполнили улицы города.  Началось  настоящее  братание  населения  с
красноармейцами.  Объятия,  всеобщее  ликование.  Это   был   замечательный,