го искали  встречи  друг  с  другом.  Это  произошло,  правда,  при
обстоятельствах, весьма отличных от тех,  в  каких  они  сошлись  во  Дворце
Правосудия, ибо однажды,  {34}  когда  Принц  вместе  с  герцогом  Ларошфуко
покидал Парламент, отъезжая в своей карете и  провожаемый  несметной  толпою
народа, он столкнулся с процессией из Нотр-Дам и с Коадъютором в епископском
облачении, идущим позади ковчежцев с  мощами  и  священных  реликвий.  Принц
тотчас остановился, дабы выразить свою величайшую почтительность к церкви, и
Коадъютор, с полнейшей невозмутимостью продолжая свой путь, когда поравнялся
с Принцем, отвесил ему глубокий поклон  и  дал  ему,  равно  как  и  герцогу
Ларошфуко, свое пастырское благословение. И тот  и  другой  приняли  его  со
всеми  внешними  проявлениями  почтительности,  хотя  ни  одному   из   них,
разумеется,  отнюдь  не  хотелось,  чтобы  оно  возымело  действие,  которое
отвечало бы сокровенным пожеланиям Коадъютора. Тогда же  народ,  следовавший
за каретою Принца и возмущенный происшедшим у него  на  глазах,  обрушил  на
голову Коадъютора тысячу проклятий и уже собирался разорвать его  в  клочья,
но Принц приказал своим людям спешиться и обуздать ярость толпы.

        ¶V  §
                          (август 1631-март 1632)

     Между тем все способствовало усилению недоверия и подозрений в  Принце:
он понимал, что совершеннолетие наделит  короля  самодержавной  властью;  он
знал, что восстановил против себя королеву, и явственно видел,  что,  смотря
на него как на единственное препятствие  к  возвращению  Кардинала,  она  не
остановится ни перед чем, чтобы его погубить  или  выслать.  Дружба  герцога
Орлеанского представлялась ему весьма непрочной и ненадежной опорой, едва ли
способной поддержать его в столь трудные времена, и он отнюдь не был уверен,
что она надолго останется искренней, поскольку герцог всегда  находился  под
очень сильным влиянием Коадъютора. Столь многочисленные поводы  к  опасениям
могли с достаточным основанием усилить недоверие Принца и  воспрепятствовать
ему явиться в Парламент в день объявления короля  совершеннолетним,  но  все
это еще не могло бы склонить его к решению порвать со двором и  удалиться  в
свои губернаторства, если  бы  дела  обстояли  по-прежнему  и  если  бы  его
продолжали удерживать надеждою на какую-то возможность договориться.
     Герцог  Орлеанский  хотел  воспрепятствовать  открытому  разрыву  между
двором и Принцем, рассчитывая стать необходимым  обеим  партиям  и  почти  в
равной мере желая избегнуть ссоры и с той, и с другою. Но королева держалась
противоположного мнения;  никакое  промедление  не  могло  удовлетворить  ее
возбужденный ум, и на все предложения заключить соглашение она смотрела  как
на пустые уловки с целью  продлить  отсутствие  Кардинала.  Исходя  из  этих
соображений,  она  предложила  вернуть  г-на  де  Шатонефа   к   руководству
государственными  делами,  {1}  возвратить  государственную  печать  Первому
президенту Моле, {2} а финансы  -  г-ну  де  Лавьевилю.  {3}  Она  с  полным
основанием рассудила, что выбор трех этих  министров,  убежденнейших  врагов
Принца, окончательно отнимет у него последнюю надежду на  примирение,  и  ее
замысел в скором времени увенчался успехом. Этот  выбор  министров  наглядно
показал Принцу, что ему больше незачем считаться с  двором,  и  побудил  его
мгновенно ко всем тем решениям, которые он не мог  принять  по  собственному
почину. Он уехал в Три, к  герцогу  Лонгвилю,  написав  королю  о  причинах,
препятствующих ему находиться  при  нем  в  день  его  совершеннолетия;  {4}
передать это письмо он поручил принцу Конти, которого оставил в  Париже  для
присутствия на церемонии. Герцог Ларошфуко также  остался  там,  якобы  ради
того же, но в  действительности  чтобы  попытаться  заключить  соглашение  с
герцогом Буйонским, сделавшим новые предложения, состоявшие в  том,  что  он
изъявлял готовность примкнуть к Принцу и привлечь на  его  сторону  г-на  де
Тюренна, принца Тарентского {5} и маркиза  Лафорса,  {6}  как  только  Принц
будет принят в Бордо и бордосский парламент открыто примкнет к нему,  вынеся
постановление о заключении с ним союза. Герцог Ларошфуко  от  имени  Принца,
пообещал герцогу Буйонскому нижеследующее:
     передать ему крепость Стене {7} вместе с относящимся к ней доменом  для
владения на тех же правах, что и Принц, до тех пор,  пока  тот  не  добьется
возвращения в его руки Седана или не обеспечит ему возмещения, которое  двор
обещал взамен этой крепости;
     снабдить его известной суммой денег, о размерах которой они договорятся
впоследствии, для набора войск и ведения войны;
     добиться,  чтобы  его  приняли  в  Бельгарде  с   предоставлением   ему
начальствования над этой крепостью;
     отказаться в его пользу от притязаний на  герцогство  Альбре  и  никоим
образом не заключать  соглашения  без  включения  в  него  статьи  о  ранге,
подобающем его дому.
     Герцог Ларошфуко предлагал ему кроме того послать  г-на  де  Тюренна  в
Стене, Клермон и Дамвиллье, дабы тот стал во главе  долженствовавших  отойти
туда старых войск Принца, {8} каковые вместе  с  войсками,  которые  испанцы
должны были направить из Фландрии, доставили бы г-ну де Тюренну  возможность
занять ту самую крепость, {9} где г-жа де Лонгвиль и он,  герцог  Ларошфуко,
держались во время пребывания принцев в заточении.  Наконец,  Принц  поручил
герцогу Ларошфуко поставить герцога Буйонского в известность о его намерении
оставить принца Конти, г-жу де Лонгвиль и г-на де Немура в Бурже и в Муроне,
чтобы произвести там наборы и прочно подчинить своей власти Берри,  Бурбонне
и часть Оверни,  тогда  как  он  сам  отправится  в  Бордо,  куда  приглашен
Парламен