Кристофер Хибберт
 Бенито Муссолини



 Часть I
 Борьба за власть



 Глава первая
 МОЛОДОЙ МЯТЕЖНИК


 29 июля 1883 года — декабрь 1912 года


 То, что я родился в простой семье, оказалось в моих руках козырной картой.


 1

 Примерно в 10.30 вечера 9 мая 1936 года толпа из четырехсот тысяч человек, 
плотно сгрудившаяся вокруг Палаццо Венеция в Риме, неожиданно издала рев, 
который один из журналистов уподобил звуку извергающего лаву вулкана. Бенито 
Муссолини, «дуче фашизма», вышел на дворцовый балкон, расположенный высоко над 
их головами, и молча уставился на них. Он положил ладони на бедра, выставил 
вперед свою массивную челюсть и широко расставил ноги, приняв позу, знакомую им 
всем. На нем была черная рубашка, серая униформа и круглая черная шапка, 
которую носили члены фашистской милиции; несколько мгновений он стоял перед 
залитыми лучами прожекторов решетчатыми окнами — так же неподвижно, как символ 
его режима — топор и ликторская фасция, выгравированные на стене позади него.
 Он поднял руку. Толпа замолкла. Не только в Риме, но и по всей Италии миллионы 
людей с напряженным ожиданием прислушивались к звуку голоса дуче. В этот теплый 
весенний вечер, получившийся каким-то удивительно колдовским благодаря луне и 
необычно яркому освещению, толпы возбужденных слушателей, вызванных на улицы 
колокольным звоном церквей и сиренами, запрокинув головы, взирали на 
репродукторы, выставленные на площадях.
 «Офицеры, сержанты и солдаты, — возвестил наконец Муссолини своим низким, 
зычным голосом, который леди Оксфорд назвала самым красивым из всех слышанных 
ею, — чернорубашечники революции, итальянцы и итальянки, находящиеся дома или в 
других странах мира, слушайте: произошло великое событие. Сегодня, в 
четырнадцатую годовщину фашистской эры окончательно решилась судьба Абиссинии. 
Все узлы оказались разрубленными нашим сверкающим мечом, и победа в Абиссинии 
останется в анналах истории нашей страны полной и чистой, как и легионеры, 
падшие в бою. У Италии есть Империя…»
 Заключительные слова Муссолини потонули в диком потоке восторженных возгласов, 
во все возрастающем, беспрерывном, завывающем скандировании: «Дуче! Дуче! 
Дуче!», в истерических воплях женщин, в криках, полных обожания и заверений в 
верности до гробовой доски. А дуче стоял и спокойно взирал на них сверху вниз, 
не отвечая на приветствия, уцепившись руками за каменную балюстраду; его 
массивное лицо, освещенное яркими лучами прожекторов, ничего не выражало.
 «Он подобен Богу, — сказал один из „бонз“, наблюдая, как он стоит на балконе с 
олимпийской невозмутимостью. — „Нет, он не подобен Богу, — заметил кто-то рядом 
с ним. — Он и есть Бог“.

 2

 Тогда Муссолини было 52 года. Двадцатью пятью годами ранее, в октябре 1911 
года, отбывая срок в камере 39 в тюрьме Форли за «подстрекательство к 
забастовкам и мятежу», он начал писать автобиографию.
 «Я родился 29 июля 1883 года, — писал он, — в Варнано-дей-Коста, старой 
деревушке, лежащей на вершине холма, в селении Довиа, рядом с селением 
Предаппио. Я появился на свет в два часа дня в воскресенье… За восемь дней до 
этого солнце вошло в созвездье Льва».
 Его отец был кузнецом, и сын всегда гордился этим. «Я человек из народа, — 
любил говорить он. — Я понимаю народ, потому что я часть его». В 1936 году была 
изготовлена и вделана в стену сельского дома близ Предаппио мемориальная доска, 
которая сообщала прохожим, что «на этой ферме жили и работали предки Муссолини 
— крестьяне». Но они были не только крестьянами; они принадлежали к классу, 
который дуче впоследствии стал презирать — «мелкой буржуазии». Его дед владел 
фермой, на которой родился его отец, и был лейтенантом национальной гвардии. 
Мать Муссолини Роза была школьной учительницей, тихой, религиозной женщиной, 
нежной и доброй, «уважаемой всеми», как писала после ее смерти выходившая в 
Форли газета «Пенсьеро романьоло» (II Pensiero Romagnolo), «за ее добродетели, 
а также за любовь и ум, которые она проявляла, выполняя свое благородное 
призвание». Она была исключительно экономной, да иного и быть не могло, ибо ее 
муж Алессандро, хотя и был квалифицированным кузнецом и владельцем молотилки, 
не очень интересовался работой и большую часть времени уделял не наковальне, а 
политическим дискуссиям. Он нигде не учился, но нельзя сказать, что он был