и безутешно рыдал на плече старого адмирала. Как сообщает Маккартни, он 
расчувствовался, когда ему подарили куклу на приеме, который давал президент 
Ассоциации иностранной прессы для аккредитованных в Риме корреспондентов из 
других стран. Подарок предназначался для его младшей дочери Анны-Марии, 
болевшей менингитом, болезнью, которая свела в могилу его мать… «На его глаза 
навернулись слезы, — писал присутствовавший при этом корреспондент „Дейли 
миррор“. — Он принял куклу и находился какое-то время в нерешительности, 
откашливаясь и пытаясь что-то сказать. Затем с трудом прошептал синьору 
Альфиери, министру по делам прессы: „Я не в состоянии говорить. Скажите 
что-нибудь Вы“. Дуче отошел в сторону и, повернувшись к нам спиной, выглянул из 
окна. Еще раз он рыдал от горя при известии о том, что его второй сын убит на 
фронте; когда вдова сына пришла на церемонию получения предназначавшейся для 
мужа золотой медали с внучкой Муссолини Мариной на руках, которая протянула к 
деду свои ручонки, Чиано, разделивший „волнение и боль“ своего тестя, увидел в 
его глазах „блеск, выдавший эмоции, которые он пытался скрыть, собрав в кулак 
свою железную волю“.
 Дуче горячо любил своих пятерых детей. Любил играть с ними и учить их играм. В 
прессе регулярно появлялись его фотографии, на которых он был представлен не 
только как большой спортсмен, замечательный наездник и прекрасный пилот, но и 
как «домосед» — homo casalingo, что считалось в Италии наилучшим качеством 
семейного человека.
 О его «донжуанских» наклонностях практически не было известно. Временами в 
иностранных газетах появлялись скандальные истории, но итальянская 
общественность на редкость мало знала о любовных увлечениях своего дуче, 
которые сам он старался скрывать. К примеру, одна из его ранних любовниц, 
неврастеничная Ида Дальзер, родившая от него умственно отсталого с физическими 
недостатками ребенка, в течение многих лет была для него источником 
беспокойства. Она устраивала дикие сцены, недовольная тем, что он бросил ее, и 
ее в конце концов пришлось отправить в сумасшедший дом. Начиная с 1913 года, 
она утверждала, что Муссолини обещал на ней жениться или уже женился и что ее 
не удастся купить подачками на содержание. По словам Чезаре Росси, она часто 
приходила в редакцию «Пополо д'Италия» в Милане. Однажды, когда с сыном на 
руках она кричала, чтобы Муссолини спустился к ней, если посмеет, он подошел к 
окну и пригрозил ей пистолетом. В другой раз она была арестована в Тренто за 
нарушение спокойствия, когда подожгла мебель в номере отеля «Бристоль», 
истерично выкрикивая, что она жена дуче. Она умерла в психиатрической лечебнице 
в Венеции в 1935 году, а ее сын Бенито умер в таком же заведении в Милане в 
1942 году. Но обо всем этом итальянцы, за редким исключением, ничего не знали.
 Однако вскоре после смерти Иды Дальзер Муссолини оказался замешанным в 
скандале, который невозможно было замолчать. В 1937 году в Рим прибыла 
французская актриса Магда Корабеф, выступавшая на сцене под именем Фонтанж, 
чтобы взять у дуче интервью для «Либерте». Она откровенно заявляла, что не 
собирается возвращаться в Париж, прежде чем не переспит с ним. «Я пробыла в 
Риме два месяца, — хвасталась она позднее, — и дуче имел меня двадцать раз». 
Подобного рода откровения, выраженные менее экстравагантно, но не ставшие 
оттого менее разоблачительными, появились в прессе, и Муссолини уведомил 
полицию и французское посольство, что присутствие мадемуазель Фонтанж в Риме 
более нежелательно. Она бурно реагировала на это: попыталась сначала отравиться,
 а затем стреляла и ранила французского посла графа де Шамбурна, который, по ее 
словам, «лишил ее любви одного из самых замечательных в мире людей». Когда ее 
арестовали, у нее в квартире были найдены более трехсот фотографий Муссолини  
[14]  .
 Во время краткой связи с ней Муссолини успел также завести более глубокий 
эмоциональный роман с другой молодой женщиной, которая и много позднее 
возбуждала в нем неутолимое желание.
 Это была Кларетта Петаччи, дочь врача и жена лейтенанта итальянских 
военно-воздушных сил, у которого позднее в Венгрии она получила развод. 
Муссолини встретил ее в 1932 году по дороге в Остию. Он сидел сзади в своем 
«альфа-ромео» и, проезжая мимо, оглянулся на Кларетту. Она махала ему рукой, 
возбужденно кричала: «Дуче! Дуче!» и была так хороша, что он велел шоферу 
остановиться. Он вылез из машины и пошел назад навстречу ей; позднее она 
рассказывала, что дрожала от возбуждения, когда он разговаривал с ней.
 Она была хорошенькой девушкой с зелеными глазами, длинными стройными ногами, 
большими и тяжелыми грудями, которые так нравились ему в женщинах, а ее голос 
был обворожительным — с хрипотцой. Одета она была без вкуса, но броско, ее 
темные волосы туго закручены в таком же вычурном стиле. У нее была короткая 
верхняя губа и мелкие зубы, поэтому, когда она смеялась, то обнажала десны, 
пока не научилась улыбаться, лишь немного раздвигая губы. Она была щедрой, 
истеричной, тщеславной, крайне сентиментальной и на редкость глупой. Ее 
преданность Муссолини была безраздельной и трогательной. Она часто болела 
реальными и вымышленными болезнями. Однажды, когда у нее произошел выкидыш, она 
едва не умерла от перитонита, и Муссолини регулярно навещал ее, производя 
впечатление на родителей своей искренней озабоченностью, и даже настаивал на 
своем присутствии во время ее операции. Обычно она приходила к нему в Палаццо 
Венеция, входила через боковую дверь и поднималась на лифте в квартиру на 
верхнем этаже, где ее и навещал дуче, уделяя ей иногда всего несколько минут в 
перерыве между различными интервью.
 Как все истинные «донжуаны», Муссолини был одинок. У него было немного друзей, 
а близких не было вовсе, и, казалось, он гордился этим. «Если бы Всевышний 
сказал мне: „Я твой друг“, — часто говаривал он, — я бы пошел на него с