независимыми, но они были настолько серыми, что режим относился к ним с 
презрением, а его противники не проявляли к ним никакого интереса. 
Оппозиционные партии были распущены, и со свободными выборами было покончено. 
Палата депутатов стала лишь средством придания фашистским декретам видимости 
национального одобрения; сенат заполнился «сенаторами», готовыми в случае 
необходимости носить черные рубашки и скандировать фашистские лозунги. 
Муссолини создал Великий фашистский совет, став его председателем, получив 
право определять его повестку дня и решать вопрос о его составе. Совет стал 
дополнением к конституции, гарантией от любого проявления независимости 
отдельными членами кабинета. Назначенные сверху «подеста» заняли место ранее 
избиравшихся мэров. Фашистская партийная песня Jiovinezza распевалась на пышных 
хореографических представлениях, которые любил дуче, и зачастую — вместо 
«Королевского марша» (Marcia Reale), так как партия отныне становилась единым 
целым с государством. Было объявлено, что забастовки и локауты несовместимы с 
новой тщательно разработанной корпоративной системой, которой, по словам 
Муссолини, «предначертано стать цивилизацией двадцатого века». В этом 
корпоративизме, менее сложная форма которого была развита Д'Аннунцио во Фьюме, 
все трудовые конфликты должны были рассматриваться в специальных трибуналах при 
апелляционных судах, которые должны были представлять интересы как 
работодателей, так и рабочих. Поскольку все профсоюзные работники двадцати двух 
различных категорий занятий и профессий в конечном итоге назначались партией, 
корпоративная система стала со временем удобной маской для диктатуры. Еще более 
антидемократичными были законы, направленные против масонства и проживавших за 
границей итальянцев-антифашистов, а также законы, расширявшие полномочия главы 
правительства.
 Как и во всех тоталитарных режимах, особое внимание уделялось молодежи: с 
четырехлетнего возраста дети загонялись в фашистские молодежные организации, 
поставлявшие им детские пулеметы и черные рубашки. Эти меры последовали с целью 
навязать характерные особенности фашистской системы государству, всем его 
институтам и гражданам и обеспечить — по примеру русских большевиков — контроль 
государства за всеми средствами информации страны, практически не вызвали 
противодействия со стороны основной массы итальянского народа. Итальянцы не 
пытались оспаривать постоянно повторяемое правительством утверждение о 
терпимости и даже доброжелательности по отношению к ответственной оппозиции, в 
то время как злонамеренная, антинациональная, скандальная, лицемерная и 
раскольническая оппозиция не должна рассчитывать на снисходительность. Хотя эти 
законы и были тоталитарными, они были восприняты — как ранее и более умеренные 
фашистские законы — в качестве справедливой платы за новую Италию. А Италия уже 
удивляла мир.
 После многих лет периодически повторявшихся кризисов итальянская экономика 
наконец окрепла, и страна начинала жить в условиях, близких к общеевропейским. 
Это причислялось к заслугам фашизма и его курса на самообеспечение страны 
посредством планирования в экономике. Хотя на деле Муссолини совсем не 
разбирался в проблемах экономики и торговли, он быстро согласился признать свою 
роль в деле экономического подъема, который начался еще до его прихода к власти,
 подобно тому, как позднее он приписал себе в заслугу подъем экономики страны 
после кризиса, вызванного, отчасти, его собственной политикой. Внешне 
создавалось впечатление, что должное воздается по заслугам. Стремясь разрешить 
проблему катастрофического для экономики страны военного долга Соединенным 
Штатам, он послал в Вашингтон делегацию во главе со своим заместителем министра 
иностранных дел Дино Гранди. Результатом стало соглашение, согласно которому 
Италии списали значительную часть долга.
 Стремясь выиграть, выражаясь его словами, «битву за пшеницу», он объездил всю 
страну, выступая перед «смелыми фермерами, сражающимися на передовой»; и 
ежегодно урожай возрастал. Уже в 1925 году урожай достиг 64 миллионов центнеров 
по сравнению со средним довоенным уровнем в 49 миллионов центнеров. Стремясь 
превратить Италию в мощное современное государство, соответствующее его 
представлениям, он развернул программу общественных работ, не имевшую аналога в 
современной истории. Возводились мосты, каналы и дороги, больницы и школы, 
вокзалы и сиротские приюты, осушались болота, осваивались и орошались земли, 
разводились леса, выделялись деньги на строительство университетов. К концу 
30-х годов крупные проекты проводились в жизнь не только на итальянском 
материке, но и в Сицилии и Сардинии, Албании и Африке, и были обещаны, 
запланированы и разработаны еще более грандиозные проекты.
 В эти годы, согласно фашистской статистике, на общественных работах постоянно 
было занято не менее 100 000 трудящихся, а к лету 1939 года на дорогах и 
ирригационных сооружениях одной лишь Албании работали 170 000 человек. За 
период между 1922 и 1942 годами министерство общественных работ затратило на 
такие мероприятия 33 миллиарда 634 миллиона лир. Стремясь пробудить в людях 
память о славном прошлом, режим финансировал археологические работы. «Через 
пять лет, — заявил Муссолини, выступая перед городским советом Рима, — этот 
город покажется современному миру настоящим чудом, огромным, организованным и 
мощным, каким он был во времена первой империи Августа. Подходы к театру 
Марцелла, Капитолию и Пантеону должны быть очищены от всего, что наросло вокруг 
них за эти века декадентства. Не позднее чем через пять лет холм, на котором 
стоит Пантеон, должен быть виден через авеню, ведущее от Пьяцца Колонна… Третий 
Рим будет простираться через холмы, через берега священной реки до побережья 
Тирренского моря».
 Но хотя делалось многое — внушительное и впечатляющее, достижения в области 
общественных работ, экономического роста и индустриализации, как и в