лучшем случае как «журналистская». Пытаясь придать речи характерное для его 
былых выступлений мощное звучание, он призвал итальянский народ к исполнению 
долга и повелел ему идти за собой к победе.
 Однако ни Геббельс, ни Гитлер не надеялись, что это произойдет, — Италия уже 
сделала свой выбор как страна, как народ и как нация; и хотя Геббельс в отличие 
от других слушателей считал, что дуче говорил «вполне спокойно, реалистично и 
без излишнего пафоса», это выступление показало, что он «неспособен разыграть 
великое возвращение». Во всяком случае «старик Гинденбург был, несомненно, прав,
 когда сказал, что даже Муссолини ни за что не удастся сделать из итальянцев 
что-нибудь большее, чем итальянцев».

 Глава девятая
 ПРЕЗИДЕНТ В ГАРНЬЯНО


 27 сентября 1943 — 27 сентября 1944


 Гитлер и я предались своим фантазиям, как два безумца.
 Нам остается лишь одна надежда — создать миф.

 Муссолини оставался в Германии десять дней. Сначала он жил в Мюнхене, а когда 
усилились воздушные налеты, его перевезли в Шлосс Хиршберг, замок в пятидесяти 
милях от города, у подножья Баварских Альп вблизи Гармиша. Здесь он обдумывал 
состав нового правительства и планы воссоздания фашизма.
 Шесть декретов, обнародованные из Растенберга между 15 и 17 сентября 1943 г., 
ознаменовали создание в Италии Социальной республики. Эти декреты провозглашали 
возобновление фашистского правления; воссоздание фашистской партии под новым 
названием «фашистская республиканская партия»; восстанавливалась милиция, 
провозглашались необходимость более тесного сотрудничества с Германией и 
намерение наказать предателей. Из числа тех немногих фашистов, которые покинули 
Италию после прихода к власти Бадольо, в этих декретах были упомянуты двое. 
Фанатичный Алессандро Паволини, бывший секретарь дуче, был назначен на пост 
секретаря новой партии, которая, по его убеждению, должна была стать партией 
непримиримого могучего меньшинства. Ренато Риччи возглавил милицию, в которую, 
несмотря на все его старания, удалось привлечь лишь нескольких стоящих людей. 
Роберто Фариначчи, воинствующий германофил, и Джованни Прециози, убежденный 
антисемит, были разочарованы, не получив важных постов. Витторио Муссолини 
уведомил отца, что каждый из них поспешил представить Гитлеру свой вариант 
перечня всех слабостей и просчетов дуче — его антинемецких выступлений, его 
абсурдной терпимости по отношению к политическим противникам, его 
неоднозначного отношения к национал-социализму, и прежде всего его 
безответственного отношения к проблеме антисемитизма. Они также сообщали немцам,
 что в последнее время ему все чаще недостает мужества, а состояние здоровья 
ухудшается.
 В Берлине складывалось впечатление, что эти упреки по его адресу были 
справедливы. Немцы видели, что в его разглагольствованиях по поводу нового 
подхода, свежих идей, извлечения уроков из ошибок прошлого, необходимости 
очищения фашизма не было внутренней убежденности. Он явно устал и выглядел 
подавленным и тяжелобольным, хотя и не так сильно, как по возвращении из Вены. 
Он постоянно находился в состоянии крайней взвинченности, пребывая на грани 
срыва. Приходя утром на работу, дуче выглядел таким же измотанным, как и 
накануне вечером. Впервые в жизни у него появилась бессонница, и если иногда 
ему все же удавалось погрузиться в не приносившую отдыха дремоту, он, по словам 
прислуги, очень скоро просыпался, судорожно вздрагивая. «Он ест очень мало, — 
сообщал в
 Берлин доктор Захариа. — Спазмы в желудке не дают ему заснуть. У него очень 
низкое кровяное давление, сухая кожа; он слишком похудел, а его печень вздута». 
После тщательных анализов крови Захариа отверг мнение о том, что дуче болен 
сифилисом, на котором настаивал Фариначчи, уверявший Риббентропа, что дуче 
«явно на третьей стадии».
 Подозрения Фариначчи объяснимы. Краткие периоды радостного возбуждения без 
всякого перехода сменялись необъяснимыми приступами отчаяния. Сообщение о 
катастрофе на итальянском фронте могло не произвести на него никакого видимого 
впечатления, тогда как любой пустяк мог повергнуть в глубокое уныние. Временами 
казалось, что он пребывает в бодром расположении духа, обсуждая перспективы 
возрождения фашизма, а затем весь его энтузиазм вдруг улетучивался при одном 
виде немецкой формы.
 Немцы становились вездесущи, их влияние росло, и дуче в глубине души понимал, 
что должно было последовать за возрождением фашизма. 27 сентября, 
сопровождаемый генералом Карлом Вольфом, главой СС в Италии, он вернулся в 
Рокка-делле-Каминате, куда приехали некоторые члены его вновь сформированного 
правительства, чтобы присягнуть ему как президенту. Как бы акцентируя источник 
власти, вручившей им новые полномочия, министров доставили в дом полковника 
Дольмана — представителя СС в Италии, пользовавшегося наибольшим доверием 
Гиммлера.
 Среди этих министров не было экстремистов вроде Джованни Прециози или Роберто 
Фариначчи, вернувшегося в Кремону с намерением придать своей газете «Regime 
Fascista» завуалированную антимуссолинистскую направленность. Однако все они 
были готовы поддерживать союз с Германией. Гвидо Буффарини-Гвиди, назначенный