изображающая председателя ЦКК товарища Ярославского свирепым и кровожадным 
догом, которого держит на цепочке Сталин, очень далека от действительности.
 Иному, быть может, захочется спросить: не принесла ли в конце концов оппозиция 
известной пользы – ведь она привлекала внимание руководства к слабым пунктам, 
сигнализировала о тех или иных опасностях?
 Нет. Прежде всего, для того, чтобы руководство было постоянно начеку, вообще 
говоря, гораздо более действенным средством, чем борьба не на живот, а на 
смерть, была бы самокритика.
 А затем совершенно очевидно, что кривая неизменных и планомерных успехов 
советского государства не имеет никаких следов влияния оппозиции. Оппозиция не 
исправила никаких упущений; наоборот, она создала подводные рифы, которые 
пришлось обходить; это и было одной из причин того, что великий подъем 
Советского Союза начинается с момента, когда оппозиция была разгромлена. Надо 
воздать должное вождям СССР С самого начала Октябрьской революции они никогда 
ни в какой степени не меняли своих позиций и взглядов, все, сделанное после 
смерти Ленина, было сделано по Ленину, а не по искажениям и подделкам ленинизма.

 Я обращаюсь к далеким временам, к предреволюционному периоду, к прошлому 
столетию. Вано Стуруа рассказывает, как в 1898 году Сталин нелегально приехал в 
Тифлис, к заводским рабочим. Как видим, это было не вчера. «Твердость и 
решительность Сосо были удивительны». Он беспощадно разгромил «дряблость», 
«колебания», «гибельный дух примиренчества» многих товарищей. Сосо (тогда ему 
было 19 лет) уже чувствовал разложение многих интеллигентов, «добрая половина 
которых в самом деле перешла после II съезда в лагерь меньшевиков».
 Таков был тогда Сталин, таков он был и тридцать лет спустя, перед лицом 
оппозиционного блока. Все тот же человек, проникнутый тем же стремлением: 
человек реализма и уверенности, человек, идущий вперёд наперекор трусам, 
пессимистам, топчущимся на месте.
 Оппозиция сделала все, что было в ее силах, чтобы деморализовать революцию, 
она сеяла по всему миру сомнения (по крайней мере, всеми силами пыталась это 
делать), пугала призраком развала, безнадежности, гибели, сумерек.
  «Потрясите хорошенько,  – говорит Сталин, –  нашу оппозицию, отбросьте прочь 
революционную фразеологию, – и вы увидите, что на дне там сидит у них 
капитулянтство». 
 И в другом месте:  «Троцкизм … старается привить неверие в силы нашей 
революции». 
 Троцкизм, получивший некоторое распространение на Западе, нападал на секции 
Коммунистического Интернационала, по мере сил пытаясь подорвать дело Октября. 
Вокруг Троцкого собирается всевозможный сброд – исключенные из партии, ренегаты,
 недовольные, анархисты; они ведут систематическую кампанию клеветы и саботажа; 
их подрывная деятельность направлена исключительно против большевизма и 
советской власти и не останавливается ни перед каким предательством. Эти 
изменники напрягают все свои силы, чтобы стать могильщиками русской революции.
 Есть все основания считать Троцкого контрреволюционером, – хотя это, конечно, 
не значит, что Троцкий разделяет все мысли буржуазных реакционеров, вместе с 
которыми он выступает против Советского Союза.
 Однажды Сталин сказал: в конце концов оппозиция бросится в объятия 
белогвардейцев. Многие были склонны думать, что это предсказание было 
преувеличенным, что оно родилось в пылу борьбы. Но кровавое событие 1934 года 
трагически подтвердило слова Сталина.
 Если бы оппозиция победила, то партия была бы расколота, а революция поражена 
тяжелой болезнью. Орджоникидзе имел все основания сказать:  «Победа троцкистов 
и правых грозила гибелью советской власти … Разгром троцкистов и правых 
является дальнейшей победой Октябрьской революции …». 
 Сталин не ограничился тем, что разгромил оппозицию и разрубил гордиевы узлы 
политического византийства в стране социализма. Он помог и другим 
коммунистическим партиям преодолеть правый уклон, избавиться от гибельных 
искушений оппортунизма и реформизма: польской партии – после мая 1926 года, 
английской и французской партиям – в 1927—1928 годах, когда им пришлось 
«перевести свою парламентскую тактику на рельсы подлинно-революционной 
политики». Примерно в то же время оппортунистическими тенденциями была охвачена 
германская партия. Но германские коммунисты разбили брандлерианцев так же, как 
чехословацкие – гайсовцев, а американские – сторонников Ловстона и Пеппера. В 
1923 году болгарская партия избавилась, благодаря Сталину, от вредных уклонов, 
увлекавших ее то вправо, то влево, то к демагогии, то к оппортунизму. 
Пролетариату «нужны ясная цель (программа), твердая линия (тактика)», – говорит 
Сталин. А он не бросает слов на ветер.
 Замечательно, до какой точности предвидения может дойти широкий и ясный ум: 
еще в 1920 году Сталин, несмотря на огромную численность германской 
социал-демократической партии, – крупнейшей после ВКП(б), – несмотря на ее 
единство, высказался об этом единстве с большим сомнением, с большими 
оговорками. Оно представлялось ему скорее кажущимся, чем действительным. Кто 
наблюдал развитие современных исторических трагедий, тот поймет, сколько 
значения и мудрости было в этих словах, столь грозно оправдавшихся на деле 
через двенадцать лет.
 С тех дней Сталин напряженнее, чем когда-либо, борется за целостность и 
величие ленинизма; он спас ленинизм от покушений в тот момент, когда великий 
освободительный почин хотя и утверждался победоносно, но еще не развернулся во 
всей своей силе; в тот период, когда революционный советский пролетариат 
настойчиво и упорно наполнял жизненными соками молодой и могучий организм,