следуют дни волнений, горьких разочарований.
     В то утро Королев вышел на службу пораньше: хотел до начала занятий еще
раз   полистать  сочинения  старшеклассников  на  тему  "Наш  город".  Очень
интересным это  показалось  Павлу Яковлевичу.  История  Житомира насчитывала
более десяти веков. Желая узнать, откуда произошло название "Житомир", Павел
Яковлевич перечитал много книг.  Больше других  ему понравились две легенды.
По одной  из них, где-то около  884 года в развилке между рекой Тетерев и ее
притоком Каменкой  облюбовало себе место славянское  племя житичей. Отсюда и
"житичев мир".  По другой  легенде,  в  летописи,  относящейся к  1240 году,
упоминается слобода, славящаяся торговлей хлебом  - "жито меряли". Много лет
спустя народ-словотвореЦ образовал "Житомир". Павел  Яковлевич придерживался
второй  легенды  и  считал   глубоко  символичным,  что  в  названии  города
нерасторжимо слились два великих слова "хлеб" и "мир".
     Павел  Яковлевич вошел  в учительскую,  она была  пуста.  Шли  занятия.
Из-под потолка с искусно написанного портрета,  втиснутого в золоченую раму,
на него строго  смотрел Николай  II. В  комнате  плохо натопили, и  Королев,
поежившись,  сел  поближе  к  круглой  голландской  печке.  Достал  тетради.
Сочинения старшеклассников, в общем, порадовали Павла Яковлевича. Не все они
со-
      --  12 января 1907 года по новому стилю.


     держали  интересные мысли, но  неизменно  увлекали  искренностью.  День
начинался хорошо.
     Вдруг из-за двери  одного  из  седьмых  классов раздался  шум.  И сразу
вырвался  в коридор.  Послышался топот множества ног,  кто-то упал.  Королев
выбежал  в  коридор. Гимназисты что-то  выкрикивали возбужденными  голосами.
Занятия прекратились. Навстречу учащимся быстро  прошел директор гимназии. И
хотя он старался сохранить невозмутимость, скрыть  крайнюю  тревогу не  мог.
Бунт!
     Гимназисты  обступили  его   и  без  былого  страха  и  почтенья  стали
требовать, чтобы перед ними извинился преподаватель, назвавший их "свиньями"
и "выродками".
     Директор громким голосом приказал  всем немедленно  вернуться в  класс.
Ученики  объявили,  что  не  будут  присутствовать на  уроке  неугодного  им
преподавателя. Закрыв класс, они забаррикадировали мебелью дверь, стали петь
революционные  песни.  Гимназическому  начальству  деться  было  некуда:  не
вызывать же полицию. Пошли на уступки, пообещав "восставшим-": "желаемое ими
извинение состоится".
     Возбужденные юноши покинули класс, считая, что одержали победу. Но всем
им сейчас же объявили: "Вы исключены из гимназии".
     Состоятельные родители  уже вечером начали осаждать директора  гимназии
Ю. П. Антонюка просьбами отменить свое решение. Как, их дети, их наследники,
будущие  владельцы фабрик и заводов,  многие  из которых с рождения увенчаны
высокими титулами  и званиями,  не смогут  продолжать  учебу?  Только-только
начали  справляться  с  антиправительственными  выступлениями   бунтовщиков.
Страну, слава  богу, почти  усмирили,  а здесь у них, в Житомире,  хотят, по
сути, ославить их, отцов города! И кто? Свои же, директор гимназии!
     И  утром Антонюк разрешил всем подать  ходатайство о восстановлении  их
детей в учебном заведении.
     Педагогический  совет  удовлетворил просьбы почти  всех  родителей.  Но
одного  гимназиста,  Лейбу  Брискина,  без  основания объявили  едва  ли  не
зачинщиком  и   восстановить  отказались.  Против  несправедливого   решения
выступил только Королев. С ним не посчитались  и вынудили его поставить свою
подпись под протоколом. Сделал  это он со специальной оговоркой: "П. Королев
(с особым мнением)".
     - Вы, оказывается, милостивый государь, Павел
     2 А. Романов 17

     Яковлевич,  - выговаривал Королеву директор гимназии Антонюк, -  других
убеждений,  чем  мы. Слыханное  ли дело, один  против всех.  Очень  сожалею,
очень... Да и за кого вступились?! За инородца!
     Принципиальность  молодого   преподавателя  вызвала  раздражение  всего
гимназического начальства и шовинистически настроенных педагогов.
     Домой Павел  Яковлевич пришел в середине дня в мрачном настроении. Сняв
в  прихожей  шинель  и фуражку, не  заходя к жене, прошел в кабинет и сел за
письменный стол. Достал из папки тетради, начал  читать,  чтобы отвлечься от
тревожных дум. Но пересилить себя не мог. В кабинет заглянула жена.
     - Ты не зашел к нам, Павел?
     - Извини, Маруся.
     - Да на тебе лица нет, - взглянув в тревожные глаза мужа, заволновалась
Мария Николаевна. - Что-нибудь случилось?
     - На  душе  тяжело. В гимназии неприятности.  Королев рассказал жене  о
том, что произошло, и тут же дал волю своим мыслям.
     - Все идет по-старому. Отслужили  молебен в церкви в  честь высочайшего
манифеста, и снова нагайка, - нервничал Павел Яковлевич,  шагая  по кабинету
из угла  в  угол. - Как  будто  не  было  русско-японской  войны,  Кровавого
воскресенья, восстания моряков на "Потемкине". Забылись выступления  рабочих
в Харькове и Киеве. Да одних ли рабочих...
     Выслушав рассказ мужа о том, что произошло в гимназии, Мария Николаевна