есть  как априорные  структурные  формы на  инстинктивном уровне. Их следует
воспринимать не как  вещь в себе,  а лишь как доступную для восприятия форму
вещи.  Разумеется,  не  только  архетипы  определяют  специфическую  природу
восприятия, они лишь коллективный его компонент. Но как нечто инстинктивное,
они   соответствуют   динамической  природе  инстинкта,   а   следовательно,
располагают   особой  энергией,   которая   вызывает   или  подчиняет   себе
определенные  импульсы или модели  поведения; иными  словами  при  некоторых
обстоятельствах они обладают властью (нуминозум!). Таким образом,  понятие о
них  как  о своего  рода daimonia  (некая  сила, "демон".  -  греч.)  
вполне
соответствует их природе.
     Тот кто думает,  что  подобные  формулировки могут что-либо изменить  в
природе вещей, слишком верит в силу слов. Реальные вещи не меняются от 
того,
что  мы даем им разные имена, это имеет значение  только для нас самих. Если
кто-то  воспринимает  "бога" как  "абсолютное ничто", это вовсе не  отменяет
существования  высшего организующего  принципа; мы  распоряжаемся собой так,
как  и   прежде,  изменение  имен  не  в   состоянии  что-либо   отменить  в
действительности, но оно способствует формированию у нас некой отрицательной
установки. Наименование же  чего-либо ранее неизвестного, напротив, является
положительной   интенцией.   Таким  образом,  рассуждая  о  "боге"  как   об
"архетипе", мы  ничего не говорим о его реальной природе,  но допускаем, что
"бог" -  это  нечто в нашей психической структуре, что было прежде сознания,
и, поэтому  Его никоим образом невозможно считать порожденным сознанием. Тем
самым  мы не  уменьшаем  вероятности  Его  существования, но приближаемся  к
возможности  Его  познать. Последнее обстоятельство крайне  важно, поскольку
вещь,  если   она   не   постигается  опытом,   легко   отнести  к   разряду
несуществующих. Такую возможность, конечно, не могли упустить так называемые
верующие,   которые   видят   в   моей   попытке    воссоздать   изначальную
бессознательную психическую структуру  только  атеизм или, на  худой  конец,
гностицизм, и никогда  -  психическую  реальность,  то есть бессознательное.
Если  бессознательное  в  принципе  существует, оно  должно  включать в себя
предшествующую   эволюцию   нашей   сознательной   души.  В   конце   концов
представление о том, что человек во всем  своем блеске был создан на  шестой
день творения  -  сразу,  без  каких-либо предварительных  стадий,  -  такое
представление  слишком  примитивно  и  архаично,   чтобы  удовлетворять  нас
сегодня.  Но во всем, что имеет отношение к  душе, мы продолжаем  упорно ему
следовать; нам  удобнее  считать, что  душа  не  имеет предпосылок,  что это
tabula  rasa (чистая доска. - лат.), что она всякий раз вновь появляется 
при
рождении и что она лишь то, чем сама себя представляет.
     И в филогенезе, и в  онтогенезе сознание  вторично - и  эту очевидность
пора наконец признать. Также, как тело имеет свою анатомическую предысторию,
исчисляемую  миллионами  лет,  так  и  психическая система, как всякая часть
человеческого  организма,  является   результатом  такой  эволюции,  повсюду
обнаруживая следы более ранних стадий своего развития. Как сознание начинало
свою эволюцию  с  бессознательного  животного  состояния,  так проходит этот
процесс  дифференциации каждый ребенок.  Предсознательное  состояние психики
ребенка  - это  все,  что  угодно,  только не  tabula  rasa; его психическая
структура  уже   включает   осознаваемые   индивидуальные  проформы  и   все
специфические   человеческие  инстинкты,  а  кроме  того,  она  обнаруживает
априорные основания высших функций.
     На этих сложных основаниях эго развивается, опираясь на  них  в течение
всей жизни.  Если  же они перестают функционировать, следует холостой ход, а
затем  смерть. Их  реальность слишком многое  определяет  в  нашей  жизни. В
сравнении  с  ними  даже  внешний  мир  вторичен  -  зачем  он  нужен,  если
отсутствует эндогенный  инстинкт,  отвечающий за  восприятие? Всем, наконец,
известно,  что  никакая  сознательная  воля   не  может  вытеснить  инстинкт
самосохранения. Этот инстинкт рождается в виде некой принудительной силы или
воли, или приказа, и  если - как это  в той или  иной степени происходило  с
незапамятных  времен  - мы присваиваем  ему  имя  какого-то  демона, мы,  по
крайней мере,  точно  отражаем  психологическую ситуацию. Когда мы с помощью
понятия архетипа пытаемся  чуть точнее  определить момент, когда  этот демон
завладел нами,  мы  ничего не отменяем, а лишь  становимся ближе к источнику
жизненной энергии.
     И это совершенно естественно, что я как психиатр (то есть  
"врачеватель
душ") пришел к подобной мысли, ведь главное для меня - каким образом я смогу
помочь своим  пациентам  вернуться к исходным  здоровым  основаниям. Я давно
осознал, что  для  этого необходимы  самые разные знания. В  конце концов  и
медицина  пришла  к  тому же. Ее прогресс  обусловлен не трюками и  чудесами
исцеления, не  упрощением метода, наоборот - она стала невероятно сложной, и
не  в  последнюю очередь за  счет  знаний,  почерпнутых  в  других областях.
Словом,  я  не пытаюсь доказывать  что  бы  то  ни  было в  отношении других
дисциплин, я просто хочу использовать их опыт в своей  собственной  области.
Конечно  следует  пояснить  суть  такого  рода  обращения  и  его  возможных
последствий. Безусловно, в такой  ситуации,  на  стыке различных  дисциплин,
когда знания  одной науки  используются в  практике другой, мы открываем для
себя массу  неожиданных вещей. Возьмем  хотя бы рентгеновское излучение, что
бы произошло,  если  бы это открытие  оставалось лишь  в  сфере деятельности