некую
перспективу,  которая  уводила бы  меня от моей жизни  в  мир,  и лишь затем
возвращала снова назад - к моим воспоминаниям.
     В целом,  наши  представления  о  потусторонней жизни  являются  некими
желанными  заблуждениями  и предрассудками.  Как правило,  в  них отражается
что-то светлое, хотя я вовсе  не  уверен, что после смерти мы вдруг окажемся
на неком  любезном  нашему сердцу цветущем лугу. Если  бы на "том свете" все
было  таким  притягательным, мы, пребывая  в кругу блаженных духов, с самого
рождения жили  бы  в ожидании грядущего  блаженства. Но  ничего подобного не
происходит. Почему же существует эта  непреодолимая стена  между  умершими и
живыми?  Почему по меньшей мере  в половине  рассказов о  встречах с  душами
мертвых ощущается страх перед ними,  почему  "страна мертвых" хранит ледяное
молчание, не выказывая сострадания, ни боли?
     Когда  я   размышляю  об  этом,  мне  приходит   в  голову  мысль,  что
однородность  этого мира не  допускает возможности  существования  какого-то
"другого  мира", начисто  лишенного противоречий.  И тамошняя "природа" тоже
сотворена Богом по Своему образу и подобию. Мир, в который мы попадаем после
смерти,  будет  и  великолепным, и ужасным, как бог и как природа, известная
нам.  И я не представляю себе мир  без  страдания, но  все же  то,  что  мне
пришлось пережить в своих видениях  1944 года, - мое освобождение от тяжести
тела  и  обретение смысла, -  дало мне настоящее  счастье, пусть там были  и
тьма, и непривычное отсутствие человеческого тепла. Помните черную  скалу, к
которой я стремился?!  Это был черный суровый гранит. Что это означает? Если
нет  несовершенства, нет  изначального дефекта в самом  основании  творения,
зачем  нужны тогда жажда творчества и  стремление к  совершенству? Почему  в
конце  концов  боги держат в  своих руках судьбы человека  и творения?  Кому
нужно это бесконечное продолжение цепи сансары? Ведь и Будда бросил жестокой
иллюзии  бытия  свое "quod non" (категорическое "нет". -  лат.), и 
христиане
живут в ожидании конца света.
     Возможно, и на "том свете" мы столкнемся с различными ограничениями, но
души мертвых лишь  постепенно их обнаруживают. Где-то "там" существует некая
необходимость,  стремящаяся  всему  установить  границы,  все  заключить   в
определенные рамки. И эта созидающая необходимость,  как я себе представляю,
в  конечном счете  решает,  какой именно душе предстоит новое воплощение.  Я
могу   предположить,  что   для  некоторых   душ  пребывание  в   трехмерном
пространстве менее тягостно, нежели в Вечности. Может  быть,  это зависит от
того, сколько завершенности или незавершенности принесли эти души с собой из
мира живых.
     Возможно и то, что  всякое продолжение трехмерной жизни  теряет  смысл,
если  душа  уже  достигла  определенной ступени  познания: ей  уже не к чему
возвращаться, высшее знание освобождает от желания какой-то новой, очередной
жизни.  Такая  душа  оставляет  трехмерный  мир, обретая  состояние, которое
буддисты называют нирваной. Но если некая карма осталась неисполненной, душа
стремится воплотиться снова, видимо, даже не сознавая, что нечто нуждается в
завершении.
     В  моем  случае  это  должно  быть,  наверное,  страстное стремление  к
познанию,  которое,  похоже,  послужило причиной моего  появления  на свет и
определило мой характер. И  эта неуемная тяга к  постижению смысла сотворила
сознание для  того,  чтобы  знать, что есть и что  будет, для того, чтобы за
скупыми   и  разрозненными   фрагментами   чего-то   неведомого   обнаружить
мифологические представления.
     Нам  не дано знать,  есть ли в  нас  нечто такое,  что нас  переживет и
останется в  вечности. Единственное, что можно с некоторой долей вероятности
предположить, - это то, что какая-то  часть нашей души продолжает жить после
физической смерти. Мы даже незнаем, осознает ли себя это нечто, продолжающее
существовать. При желании составить какое-то мнение по этому вопросу, можно,
вероятно,  обратиться к опытам по изучению феномена  психического раздвоения
личности. При своем проявлении этот комплекс чаще всего  персонифицируется -
так, как если бы  он осознавал сам себя. Подобным образом, персонифицированы
голоса, которые слышат  душевнобольные.  Феномен персонификации комплексов я
уже освещал в моей  докторской диссертации. Мы можем, если  хотим, объяснить
это  протяженностью  и непрерывностью сознания.  В  таком  же  плане следует
рассматривать некоторые поразительные вещи,  которые  наблюдаются в  случаях
глубоких обмороков  после серьезных повреждений мозга и в состоянии тяжелого
коллапса.  В  обоих ситуациях  полная потеря сознания иногда  сопровождается
ощущением  внешнего  мира  как сновидения.  Поскольку кора головного  мозга,
ответственная  за  сознание,  в  эти  моменты  не  функционирует,  объяснить
подобные  явления трудно. Но они, по крайней  мере, являются  свидетельством
того, что даже  в состоянии  кажущейся  бессознательности  существует  некая
субъективная установка на осознание.

     Я долго не мог проследить связь между "человеком в вечности", архетипом
самости,  и  человеком  земным,  во времени  и  пространстве.  Эту  проблему
прояснили для меня два сновидения.
     В первом  сне (октябрь 1958 года) я  из  окна  своего  дома увидел  два
блестящих металлических диска, по форме напоминающих линзы. Они описали дугу
над домом и умчались в направлении  озера. Это были два НЛО. Затем появилось
другое тело -  идеально круглая,  как  объектив телескопа, линза. Она летела
прямо на меня, но на расстоянии 400 - 500 м на мгновение замерла, после чего