Андриевский, видимо почувствовав, что ему не уйти с тяжелой ношей, на ходу 
бросил магнето и уже налегке побежал быстрее. Игорь был близко и слышал, как 
что-то упало. Он нашел магнето, отнес и установил на двигатель.

Пришел Володя Луценко, стороживший сад вместе с Игорем, но в тот день 
отлучавшийся в город. Игорь не хотел спать, неохотно отвечал на расспросы и 
лишь 
заметил:

- Кто способен предать товарища, тот способен на все...

И в этих словах прозвучали такая непримиримость и презрение, что они 
запомнились 
Луценко на всю жизнь.



...Как-то Игорь с Владимиром Луценко пилили дрова на мельнице, принадлежавшей 
местному богачу, жирному, коротконогому человечку с совиными глазами. Оглядев 
нанятых пильщиков, он хлопнул в пухлые ладошки, хохотнул и сказал:

- Э, да я вас знаю, мой Лера с вами в гимназии учился!

- А мы его не знаем, - заявил, разогнувшись, Игорь. Его лицо c проступившим 
сквозь смуглость кожи румянцем и серьезными черными глазами выражало такое 
презрение, что хозяин мельницы осекся.

А когда подбежал его отпрыск, узнавший, что у них работают бывшие однокашники, 
они демонстративно не подали ему руки. Гордость пролетариев, как они потом 
говорили, не позволила им сделать это.

...Трудные были годы. В Крыму было очень плохо с продовольствием, с одеждой. 
Иван Васильевич Поройков, потом профессор автодорожного института в Москве, 
вспоминал, как, будучи членом студенческого комитета Крымского университета, он 

из фонда помощи нуждающимся выхлопотал для Игоря комплект... нижнего белья, чем 

доставил Игорю большую радость.

Владимир Иванович Луценко, работающий ныне в заочном Ленинградском 
политехническом институте, рассказывает, как им с Игорем удалось обзавестись 
обувью. Красноармейцы, стоявшие в их доме, как-то забили быка, а шкуру отдали 
студентам. Те кое-как ее выделали и стали шить себе из нее постолы - грубую 
обувь, изготавливаемую из целого куска кожи, стянутого сверху ремешком.

Но заботы об одежде, о хлебе насущном не заслоняли от Курчатова и его товарищей 

главного в их жизни. Не было внимательнее слушателей в аудитории, прилежнее 
экспериментаторов в лаборатории, чем они. Дома Игорь подолгу сидел над 
конспектами при слабом свете колеблющегося язычка коптилки. Вставал от книги с 
закопченными бровями и ресницами.

Курсы в университете читались на очень высоком уровне.

Здесь преподавали профессора Кошляков, Вишневский, Тихомандрицкий, Усатый, 
Кордыш, Оглоблин, Воронец, Франк. Сначала ректором был академик В. И. 
Вернадский, потом академик А. А. Байков. На их лекции собиралось особенно много 

народу.

Часто приезжал из Петрограда академик А. Ф. Иоффе, один из основоположников 
отечественной школы физиков.

Читая лекцию, Абрам Федорович Иоффе всматривался в сидящих перед ним слушателей.
 
Но вряд ли он думал тогда о том, что среди них находится один из будущих его 
ближайших и любимейших учеников, тот, кого он сам назовет достойным поднять 
главную научную ношу века. А этот будущий титан науки, совсем юный, с чуть ли 
не 
детским овалом лица, буквально не отводил восхищенного взгляда от доски с 
формулами и расчетами, начертанными рукой самого Иоффе!..

Из профессоров, постоянно работавших в университете, особенно любила молодежь 
Семена Николаевича Уса; не только великолепный лектор, но и человек, прекрасно 
понимавший молодежь, умеющий зажечь в ней интерес к научным идеям, пробудить 
дремлющие в ней силы и возможности. Игорь был счастлив, когда с помощью 
любимого 
профессора получил место препаратора на кафедре физики! Вместе с ним 
препараторами стали работать также Кирилл Синельников и Борис Ляхницкий.