ме прибавилось тепла. Мать говорила, что ее никогда бы не выдали замуж в 
столь юном возрасте, будь жив отец. Она верила, что он позволил бы ей 
насладиться еще несколькими годами детства.
 Мы с Сарой сидели у постели матери, пораженные снами, о которых она нам 
рассказала. Первое видение посетило ее за четыре дня до того, как мы получили 
известие о попытке самоубийства Сары. Мать рассказывала нам:
  Я увидела себя в бедуинском шатре. Это был точно такой же шатер, как тот, в 
котором я провела свое детство. Я была поражена, когда увидела своих отца с 
матерью, молодых и здоровых, сидящих у очага, на котором варился кофе. В 
отдалении слышались голоса братьев, загоняющих на ночь овец. Я бросилась к 
родителям, но они не видели меня, хотя я громко называла их по именам. 
  Двое моих братьев, один из которых уже умер, вошли в шатер и сели рядом с 
родителями. Они пили теплое верблюжье молоко из маленьких чашек, а отец молол 
кофейные зерна. А потом отец прочитал стихотворение, которое придумал сам. В 
нем говорилось о рае, ожидающем всех добрых мусульман. Стихи были простые, и я 
запомнила их. Они звучали так: 
  Там, где чистые, быстрые реки текут,  
  И зеленые кроны спасают от зноя,  
  Там, где сочные фрукты лежат под ногами, 
  Там, где мед с молоком без конца и без края, 
  Там души любимых все ждут терпеливо 
  Тех, кто прикован к грешной земле. 
 На этом и закончился сон .  Мать сказала, что не слишком задумывалась о нем, 
посчитав, что Аллах дал ей знать, что ее семья находится в раю.
 Через неделю после возвращения Сары домой матери приснился второй сои. Теперь 
она увидела всех членов своей семьи, сидящих в тени пальмового дерева. Они ели 
какую-то изысканную пищу из серебряных тарелок. В этот раз они увидели ее, и 
отец с матерью встали, чтобы поприветствовать свою дочь. Отец взял ее за руку и 
пытался уговорить присесть и поесть с ними.
 Мать сказала, что очень испугалась во сне и попыталась убежать, но отец так 
крепко держал се за руку, что она не могла вырваться. Тогда она сказала, что у 
нее нет времени есть с ними, потому что она должна заботиться о младших детях. 
Но ее мать положила ей руку на плечо и сказала: «Фадила, Аллах позаботится о 
твоих дочерях. Пришло время оставить их Ему».
 Тут мать внезапно осознала, что это ее дети, те которых она потеряла, когда 
они были еще малышами. Они собрались вокруг нее, все пятеро, и она начала 
играть с ними и ласкать их.
 Да, мать уходила к тем, кого когда-то потеряла, и оставляла тех, кто любил ее. 
Она покидала нас.
 К счастью, наша мать не сильно мучилась перед смертью. Мне кажется, что Аллах, 
зная, какую жизнь ей пришлось прожить, не счел нужным сделать ее уход слишком 
болезненным.
 У смертного одра матери собрались все ее дочери, окружив ее любовью и лаской. 
Она поочередно смотрела па нас, не говоря ни слова, но мы знали, что она 
прощается с нами. Когда глаза ее остановились на мне, я увидела мелькнувшее в 
них беспокойство. Она знала, что мне, которая никогда не любила подчиняться, 
придется в жизни тяжелее остальных моих сестер.
 Тело матери было обмыто и приготовлено к погребению старшими женщинами нашей 
семьи. Я видела, как они заворачивают в белое полотно ее худое тело, иссушенное 
многочисленными родами и болезнью. На лице ее застыло спокойствие человека, 
освободившегося от всех земных забот. В смерти она показалась мне моложе, чем в 
жизни. Трудно было поверить, что она родила шестнадцать детей, из которых 
одиннадцать выжило.
 В доме у нас собралась вся семья, включая остальных отцовских жен и их детей. 
Вслух зачитывались стихи из Корана, а затем запеленатое тело матери погрузили в 
лимузин, и Омар увез его.
 Наши обычаи не позволяют женщинам присутствовать па похоронах, но мы с 
сестрами так дружно упрашивали отца, что он согласился, взяв с нас слово, что 
мы не будем рыдать и рвать па себе волосы. Так что вся наша семья последовала 
за матерью к месту ее последнего успокоения, далеко в пустыню.
 В исламе скорбеть по умершим – значит выражать неудовольствие волей Аллаха. 
Кроме того, наша семья происходит из Неджда, а по тамошним обычаям не принято 
выражать по этому поводу скорбь или носить траур.
 Слуги-суданцы уже выкопали могилу в пустынном, песчаном месте. Али, 
единственный сын нашей матери, снял с ее лица белое покрывало, и тело было 
бережно опущено в могилу. Сестры мои стояли в отдалении, а я не могла отвести 
от могилы взгляда. Я была последним ребенком, которого она родила, и решила не 
отходить от могилы до конца церемонии. Осознание непоправимости случившегося 
охватило меня, когда я увидела, как слуги засыпают красным песком ее лицо и 
тело.
 Глядя, как песок навсегда скрывает от меня ту, которую я так любила, я 
вспомнила чудесные строки великого ливанского философа Кахлила Джибрана:  
«Пусть похороны среди людей станут праздником среди ангелов».  Я представила 
свою мать, сидящую вместе со своими родителями, увидела, как она держит на 
руках своих давно умерших детей. Я поверила в то,