которые ее омрачили. Двадцати шести лет от роду, без состояния, без 
покровителей, Нельсон, движимый стремлением к процветанию Британской торговли и 
мореплавания, не устрашился подвергнуть себя такой ответственности, которая 
пугала более робкую совесть его главнокомандующего. Направленный адмиралом Юзом,
 начальствовавшим в то время на Ямайке, к Наветренным островам, Нельсон нашел в 
портах этих островов множество американских судов. Вопреки изданному при Карле 
II "Акту мореплавания", по которому иностранцам воспрещались всякие торговые 
сношения с английскими колониями, американцы, благодаря своей деятельности и 
близости своих берегов, почти совершенно овладели Вест-Индской торговлей. 
Нельсон понял, как пагубно это может быть для отечественной торговли, и 
несмотря на протесты колониальных советов с губернаторами, несмотря на 
нерешительность и уклонения адмирала Юза, даже вопреки его приказаниям, 
задержал и принудил адмиралтейские судные комиссии конфисковать американские 
суда, обнаруженные на Барбадосе, в Антигоа, в Сан-Кристофе и в Невисе. Действуя 
под влиянием Нельсона, капитан Коллингвуд и брат Нельсона, подобно ему 
находившиеся на Вест-Индской дистанции, приняли такие же строгие меры в Гренаде 
и Сан-Винценте. Таким образом одновременно было захвачено большое число судов в 
одно и тоже время, и трибуналы объявили их законными призами. Можно себе 
представить, как зашумело на островах, как все поднялось против этого ужасного 
маленького капитана. Но, молчаливый и упорный, Нельсон не страшился грозы, и 
спокойно переносил общее нерасположение. Редко сходя на берег, он имел очень 
ограниченный круг знакомства, потому что вовсе не жаловал жителей Антильских 
островов, и в своем негодовании говорил, что они такие же "отъявленные 
бунтовщики", как и новые граждане Соединенных Штатов. 

Вскоре однако, министерство одобрило поведение Нельсона, и генерал-губернатор 
Ямайки получил повеление помогать ему во всех мерах, принятых им к пресечению 
недозволенного торга. Но пылкий темперамент Нельсона не терпел бездействия и, 
едва выпутавшись из хлопот, в которые вовлекло его стремление к пользе 
английской торговли, он уже создал себе новых врагов и новые заботы, открыв 
Адмиралтейству плутни поставщиков, призовых агентов и других чиновников морской 
администрации в Вест-Индских колониях. Впрочем легкость, с какой он вмешивался 
в такие щекотливые дела, была в нем следствием искренней преданности отечеству 
и пылкого патриотического чувства, доставивших такие существенные выгоды Англии.
 С первых месяцев 1787 г. около 4000 матросов нашли место на судах, занявшихся 
торговлей, которую он возвратил Британскому флагу, и общий груз которой доходил 
до 58000 тонн. С другой стороны, злоупотребления, открытые им Адмиралтейству, 
достигали в Антигоа, в Санта-Люсии, на Барбадосе и на Ямайке суммы в 50 
миллионов франков. Основываясь на таких заслугах, Нельсон имел, конечно, полное 
право требовать общего уважения, и когда однажды генерал-губернатор Ямайки 
написал ему, что старые генералы не имеют привычки спрашивать совета у молодых 
капитанов, он со справедливой гордостью отвечал: "я имею честь быть, милостивый 
государь, одних лет с первым министром Англии, и полагаю, что я столько же 
способен командовать одним из судов Его Величества, сколько этот министр - 
управлять государством". 

Нельсон перенес тогда одно из самых тяжких испытаний, какие во всю жизнь его 
были ему суждены, но зато приобрел общее уважение тех, кто видел его 
постоянство и самоотверженность в это трудное время. Коллингвуд, самый 
благородный и самый безукоризненный офицер, каким когда-либо мог гордиться 
английский флот, этот "любезнейший и превосходнейший человек", как называл его 
Нельсон, отзывался о своем друге не иначе, как с уважением и восторгом. В то же 
время принц Вилльям Генрих, герцог Кларенский, почувствовал привязанность к 
молодому капитану, молва о котором гремела по всему Антильскому морю, и эту 
привязанность он сохранил на всю жизнь. Призванный царствовать впоследствии под 
именем Вильгельма IV, герцог Кларенский командовал в то время фрегатом "Пегас", 
и поступил под начало Нельсона. Он умел вполне оценить его достоинства, и 11 
марта 1787 г., когда Нельсон женился на вдове доктора Низбетта, известного 
медика на острове Невисе, принц Вилльям сам вызвался вести к алтарю молодую и 
любезную креолку. Исполненный глубокого уважения к крови королевской семьи, 
Нельсон платил принцу за его привязанность самой безграничной преданностью. "В 
жизнь мою я не сделал ни одного бесчестного дела, - говорил он, - и теперь 
более, чем когда-либо, ценю это, потому что принц крови почтил меня своей 
дружбой. Будь на то моя власть - к нему не приблизился бы ни один человек с 
запятнанной репутацией". 

Несколько лет спустя он писал самому герцогу Кларенскому: "Все мое честолюбие 
ограничивается тем, чтобы командовать кораблем, назначенным поддерживать Ваш 
корабль в линии баталии. Тогда увидели бы, есть ли на свете человек, которому 
более меня дорога Ваша слава". 

Казалось, что дружба герцога Кларенского должна предоставить Нельсону сильную 
протекцию; но поступки, доставившие ему эту дружбу, произвели вовсе невыгодное 
для него впечатление в советах морского управления. Хотя поведение его и было 
громогласно одобрено министерством, но тем не менее в Нельсоне видели один из 
тех беспокойных умов, тех выскочек, вообще подозрительных администрациям, 
спокойствие которых они тревожат. Вот почему было решено не давать пищи этой 
тревожной деятельности, этому пылкому усердию. Когда, в 1788 г. Нельсон, 
выведенный из терпения тягостным для него бездействием, настоятельно просил, 
чтобы его снова послали в море, то даже покровительство принца Вильяма не