|
в движениях были бы пагубны для его славы. Действительно, хотя по правилам его
атаки следовало направлять большие массы на слабейшие пункты неприятеля, но, не
давая своим кораблям и колоннам времени сблизиться, Нельсон сам часто попадал
под сильнейший неприятельский огонь. Он говаривал, что в морском сражении
всегда нужно оставлять место случаю, но несмотря на это перед делом он был
расчетлив, почти мелочен. Он заблаговременно начертывал себе план действия и
старался освоить с ним своих офицеров, но в присутствии неприятеля, казалось,
просто отыскивал вернейшее средство быстрее с ним сблизиться и действовал
скорее как счастливый баловень фортуны, чем как робкий искатель ее милостей.
Здесь нельзя не заметить разительной противоположности живого, пылкого Нельсона
и бесстрастного лорда Веллингтона, холодного и регулярного человека, который
держался на Пиренейском полуострове единственно с помощью оборонительной
тактики. Одной ли нации они принадлежат и теми же ли людьми начальствуют: этот
адмирал, решительно и пылко нападающий, исполненный энтузиазма, жаждущий
отличиться, и упорный, флегматичный генерал, который, кажется, скорее хочет
утомить неприятеля, нежели победить его, и, находясь под защитой Торрес -
Ведрасских линий или спокойно восстанавливая порядок в каре своей пехоты на
поле битвы при Ватерлоо, торжествует над неприятелем благодаря своей
непоколебимой энергии?.. А между тем именно таким путем должны были совершиться
определения судьбы. Веллингтону предназначено было сражаться с войсками,
имевшими над его армией неоспоримое превосходство, с войсками, первый натиск
которых непреодолим, - и судьба наделила его любовью к порядку и талантом
терпеливо выжидать, охлаждавшими горячность французских колонн. Напротив,
Нельсону, имевшему дело с кораблями, только что вышедшими из порта, с кораблями,
которые легко приходили в расстройство от быстрого нападения, Нельсону нужны
были пылкость и решительность: только с этими двумя качествами, и притом
отбросив все правила старой тактики, он мог наносить такие сокрушительные
поражения французским эскадрам.
Но не только в военном отношении интересно сопоставление этих исторических
личностей. В одинаковых жизненных ситуациях поведение двух предводителей, таких
различных, представляет тот же контраст, какой мы находим в них перед лицом
неприятеля. Оба они способствовали восстановлению законной власти. Как
нарушители условий военной капитуляции, оба заслужили одинаковые упреки и
слышали в парламенте одинаковую хулу. Нельзя выбрать положений более сходных.
Но в этом испытании слава Нельсона была помрачена фанатическим и слепым
усердием, тогда как слава Веллингтона утратила свой блеск от недостатка
деятельности ума холодного и бесстрастного. В этих несчастных случаях оба вождя
невольно следовали наклонностям своих характеров. Один омрачил свою победу,
другой недостаточно очистил свою.
Равно губительные для славы Франции, знаменитый адмирал и генерал счастливец
оба привлекают наше внимание; мы имеем право отыскивать источники их успехов,
разбирать причины их действий, и в разборе этом мы должны быть руководимы
чувством, в котором благородный человек никогда не отказывает мужественному
противнику. Прежде, нежели начнем разбирать этих людей, мы должны отыскать
источники беспристрастных суждений. Такие источники, очищенные от всякого
постороннего влияния, мы можем найти в изданиях, где все оставшееся после
великого человека - его письма, депеши, иногда даже самые тайные излияния -
представлено открыто, без покрова, на суд потомства.
Официальная переписка лорда Веллингтона была издана в Лондоне несколько лет
тому назад. Официальная и частная переписка лорда Нельсона, отчасти уже
известная из многих его биографий, собрана теперь воедино. Это собрание,
обогащенное многими еще неизданными документами, не представляет, однако, в
политическом отношении того интереса, какой мы находим в переписке Веллингтона,
но открывает широкое поле для размышления тому, кто захотел бы изучать
начальные и главные причины бедствий французского флота и превосходства
английского в эту эпоху. И точно, эти депеши, писанные часто накануне или вслед
за сражением, не только обрисовывают нам резкими чертами физиономию героя, но
кроме того, дозволяют нам следить за постепенным развитием его мысли - когда,
замечая жалкое положение морских сил Франции, Нельсон решается отбросить все
предания Кеппеля и Роднея и вскоре изобретает новый способ атаки, более быстрый
и решительный. Эти депеши показывают нам также, под каким влиянием возросла
смелость Нельсона, и позволяют нам до некоторой степени проникнуть в тайну
величественных событий, меняющих судьбы мира. Еще в конце прошедшего столетия
гений, предприимчивый не менее Нельсона, предвидел переворот в тактике, и,
конечно, переписка Нельсона лучше всех трактатов и сочинений знакомит нас с
обстоятельствами, ускорившими этот переворот в 1798 г.
За шестнадцать лет до Абукирского сражения Сюффрен также хотел освободить
морскую тактику от пут науки; но, желая смелым движением выйти из общей колеи,
он едва не разбился о каменья нового пути, открытого благодаря его мужеству.
Неосторожности, увенчавшиеся успехом при Абукире и Трафальгаре, едва не
сделались пагубными в Прайском заливе и в Индейском океане. Это потому, что в
последних случаях флоты Франции и Англии стояли на одной ступени знаний и
морских навыков,; они в равной степени обладали энергией, источник которой
заключается в сознании своей силы, и нельзя было ожидать, что самонадеянность
поможет взять верх над неприятелем. Победа, впоследствии так милостивая к этим
|
|