Мы ехали шагом,
		мы мчались в боях,
		и яблочко-песню
		держали в зубах.
		Ах, песенку эту
		поныне хранит
		трава молодая,
		степной малахит.

		Но песню иную о дальней земле
		возил мой приятель с собой в седле,
		он пел, озирая родные края:
		«Гренада, Гренада, Гренада моя!»

		Он песенку эту
		твердил наизусть.
		Откуда у хлопца
		испанская грусть?
		Ответь, Александровск,
		и Харьков ответь:
		давно ль по-испански
		вы начали петь?

		Скажи мне, Украина, не в этой ли ржи
		Тараса Шевченко папаха лежит?
		Откуда ж, приятель, песня твоя:
		Гренада, Гренада, Гренада моя?

		Он медлит с ответом,
		мечтатель-хохол:
		«Братишка, Гренаду я
		в книжке нашел.
		Красивое имя —
		высокая честь:
		гренадская волость
		в Испании есть.

		Я хату покинул, ушел воевать,
		чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать.
		Прощайте, родные, прощайте, семья,
		Гренада, Гренада, Гренада моя!

		Мы мчались, мечтая
		постичь поскорей
		грамматику боя,
		язык батарей.
		Восход поднимался
		и падал опять,
		и лошадь устала
		степями скакать.

		Но яблочко-песню играя эскадрон
		смычками страданий на скрипках времен.
		Так где же, товарищ, песня твоя:
		Гренада, Гренада, Гренада моя?

		Пробитое тело
		наземь сползло,
		товарищ впервые
		оставил седло.
		Я видел: над телом
		склонилась луна,
		и мертвые губы
		шепнули: Грена...

		Да, в дальнюю область, в заоблачный плес
		ушел мой товарищ и песню унес.
		С тех пор не слыхали родные края
		«Гренада, Гренада, Гренада моя!»

		Отряд не заметил
		потери бойца,
		и яблочко-песню
		допел до конца.
		Лишь по небу тихо
		сползла погодя
		на бархат заката
		слезинка дождя.